Итак, урок литературы. Меня вызывает к доске преподаватель:

— Милости прошу к доске, не стесняйтесь, берите мел, записываем тему урока. Смелей, Петрушевский, смелей. Все открыли тетради и пишут «Омут светского общества», план. Далее, «Светское общество в романе „Евгений Онегин“». А, что смешного?

Я услышал ропот за спиной и стал перечитывать свои каракули — «Омут советского общества»! Повернулся к аудитории, милые подзабытые лица одноклассников ожили, девчонки хихикали, парни зашептались. Забинков попытался погасить интерес аудитории:

— Ребята, успокоились. Петрушевский, исправляйте текст и будьте внимательны. Кстати, как называется подобный ляп?

Я напряг память и выдал по памяти:

— Это незначительная описка входит в термин парапраксис, а в устной речи — оговорка по Фрейду…, — я оборвал себя, увидев, как удивление преподавателя сменяется интересом и закончил, — где-то так, друзья мои!

— Интересно, читали Фрейда? И что же это означает, уважаемый Дмитрий?

— Незначительное и бессмысленное ошибочное действие, как плод реализации бессознательных желаний. Является компромиссным образованием, создаваемым соответствующим сознательным намерением и частичным одновременным осуществлением бессознательного желания.

У Юрия Соломоновича вытянулось лицо, а в классе воцарилась полная тишина. Челюсти конечно «не отвалились», но подобного никто не ожидал. Краем глаза отметил, прелестное личико Вероники Лазовской с вопросительной миной, каменное выражение Юры Сноба (вот такая фамилия, причём соответствующая внутреннему содержанию) и недоуменные физиономии остальных. На хрена я так? Встрепенулся и автоматически отчеканил то, что хорошо знал и помнил:

— В романе «Евгений Онегин» важнейшую роль играет русское дворянство и столичное светское общество. Здесь читатель встречает множество эпизодов и подробностей из жизни высшего общества. Пушкин описывает балы и званые ужины, столичные театры, одежду, манеры и привычки знатных жителей Москвы и Петербурга. Автор довольно иронично и шутливо говорит о высшем обществе и дворянах в целом. Он тонко высмеивает глупость и пустоту скучающих аристократов. Например: «…Однообразная семья, все жадной скуки сыновья…»

Преподаватель расцвёл:

— Молодец! Садитесь, Петрушевский, потом с вами побеседуем. А к доске пойдёт…

Я уже не слушал Соломоныча, делая вид, что записываю за учителем, мысленно полемизировал с собой. На хрена выдрючиваться? Зачем, если по современному, понты кидать? Моё дело маленькое: сидеть тихо, как мышь и впитывать, анализировать, подстраиваться под окружающую среду. В памяти многое стёрлось, нужно восстанавливать заново, что там будет впереди? Из задумчивости выдернул школьный звонок.

В тот памятный день, еле дотянул до конца занятий. Одноклассники косились на меня и не приставали с расспросами. Видно, я действительно выглядел несколько странновато. По памяти восстановил маршрут к дому до Нейшлотского переулка. Надо сесть на трамвай N2 и доехать до первой остановки после Гренадёрского моста, дальше пешком. Естественно, оплатил проезд, а пока ехал, в дёргающемся на стыках рельсов общественном транспорте, чуть не свернул шею, озираясь и оглядываясь на полувековой давности любимый город. Историческая часть почти не изменилась: с Кировского моста те же потрясающие виды на Неву, Эрмитаж, Петропаловку, уже отстроенную первую очередь гостиницы Ленинград, телебашню.

Нахлынули воспоминания, как я с приятелем проник, на территорию пустыря рядом с Ботаническим садом. Здесь возводилась телевизионная башня для нового телецентра, самого высокого сооружения в Европе на 1962 год. С Володькой мы поднялись по лестнице до «стакана» на двухсотметровой высоте. Дальше карабкаться по железной технической лестнице стала страшно. И никто не задержал, проспала охрана малолетних нарушителей. Не заметил как доехал до проспекта Карла Маркса. Тут оговорюсь и отмечу, что названия буду вписывать советской эпохи, а то запутаюсь начисто. О канцелярском магазине уже писал, вот он передо мной — бесценный дневник зелёного цвета для «ретро воспоминаний».

Дедушки дома не было, ушёл в садик Карла Маркса играть в шахматы с такими же ветеранами как и сам. Дед у меня боевой: и в Гражданскую шашкой помахал на стороне красных, и прошёл Финскую компанию без обморожений, сумел выжить в Великой отечественной. Я очень любил пацаном залезать в платяной шкаф и доставать тяжёлый от медалей и орденов капитанский китель. А когда дед одевал его на 9 мая, было чем гордится перед сверстниками. Мама в экспедиции на съёмках: она у меня актриса, правда, второго плана. Папа, как иногда бывает, потерялся в этой жизни. Видел его один раз после попытки восстановить семью. Хоть я и маленький был, но запомнил пьяного мужика и громкие разборки. Всё, эта тема закрыта, лишь добавлю, что в будущей жизни никогда не бросал семью, как бы там тяжело не складывались отношения.

А встретила меня бабушка и накормила «обновлённого» внука вкусным обедом. Я с затаённым страхом и трепетным чувством всматривался в родные черты и слушал её голос. Это было так необычно, заново восстанавливать привычки прошлого. Я смотрел на бабушку, на седые волосы, собранные в пучок, испачканный фартук, уверенные движения и знал, она уйдёт в 1988 году от инсульта, вызванного смертью в автокатастрофе моего дяди. Ещё раньше умрёт дедушка — инфаркт, а мама дождётся внука, но сгорит от рака в семьдесят седьмом и станет первой в этой скорбной цепочке событий. Как с такими знаниями жить в этой реальности?

— Не забыл? Тебе завтра на тренировку! Сам просил напомнить.

Ну конечно, ведь я уже два года занимаюсь боксом в «Динамо». На тренировки ездил