— Докладывай, что сейчас здесь творилось!
Лизавета удивленно сморгнула, не в силах понять меня.
Я вздохнула:
— Ладно, давай попробуем вместе. Вот этот поясок на мне… — Я показала на свою шею.
— Гривна, — машинально поправила Лизавета. И чуть не грохнулась тут же в обморок, осознав, что посмела прервать саму княгиню.
— Стоять! — резко приказала я, сумев таким образом обморок предотвратить. — Хорошо, гривна. Постой, почему — гривна? Гривна — это такой большой-пребольшой рубль, если память мне не изменяет.
Лизавета с таким усердием впилась глазами в мои княжеские губы, по самому своему определению способные изрекать только великую мудрость, что, казалось, она меня не слушает, а напрямую читает непосредственно по губам.
— Рубль, — торопливо закивала она. — Большие деньги. Две дойные коровы, да еще полушка останется. А у вас, госпожа, княжеская шейная гривна. Филумана.
— Ладно. — Я махнула рукой. — Гривна так гривна. Шейная. Значит, такая Филумана есть у всех князей в округе?
— Упаси Господь! — ахнула Лизавета. — Филумана одна только, других нет. А как другие княжеские гривны зовутся — прощения прошу, госпожа, не знаю…
— Не важно. Важно, что эта Филумана — княжеская. И поэтому вы все начали называть меня княгиней и госпожой после того, как Алевтина мне ее подарила.
— Она не могла ее подарить! — горячо возразила Лизавета. — Филумана ваша, и больше ничья!
— Почему ты так думаешь?
— Ну вы же живы! — с очаровательной непосредственностью указала Лизавета на столь очевидный факт.
— М-м… да, — не могла не согласиться я. И встрепенулась. — А возможны были иные варианты?
— Кто? — вытаращилась Лизавета. Пришлось разъяснить:
— Ты думаешь, что, надев эту… гривну, я могла бы и не остаться живой?
Мне очень живо вспомнилось, как так называемая Филумана удавкой затягивалась на моей нежной шейке, и я зябко передернула плечами.
— Что вы, княгиня, как можно?! — перепугалась моя информаторша. — Я ничего такого не смею думать! Вы — княгиня, и, значит, Филумана бы вас обязательно признала!
— Ну ладно. Меня признала. А вот, к примеру, ты бы ее надела — что было бы?
— Да я бы никогда!.. Да ни в жизни не посмела бы!.. Богом клянусь!..
Разговор зашел в тупик. Я вздохнула и попыталась снова:
— Давай представим на мгновение следующую картину. Пришел какой-то неизвестный человек — не ты, а совсем другой. Увидел эту гривну, эту Филуману. Случайно. Она ему понравилась. Он ее решил примерить. Что тогда?
У ошарашенной Лизаветы на глазах выступили слезы.,
— Княгиня, госпожа, — из последних сил прошептала она. — Я дурочка, я глупая, господских шуток не понимаю. — Да как же это можно, чтобы кто-то — даже не простой человек, даже господин — и вдруг осмелился княжескую гривну надеть?
— Да почему бы ему не осмелиться? — настаивала я. — Что помешает осмелиться?
Лизавета постояла несколько секунд, по-рачьи пуча глаза, и перед тем, как рухнуть все-таки на колени, успела произнести:
— Так она ж его убьет…
— Фу-у, наконец-то. Получается, Алевтина своим подарочком хотела меня, соперницу, убить?
— Почему это? — удивилась с пола Лизавета.
— А сама подумай. Ты вот знала, что я княжна?
Лизавета нервно отвела глаза в ожидании господского гнева по поводу того, что она, такая-сякая рабыня, сразу не признала во мне госпожу. Я вздохнула и постаралась придать своему голосу максимальную добросердечность:
— Ты и не могла знать. Раньше, до того как увидела, что Филумана меня признала. Ты и не могла тогда знать, что я княгиня!
— Вы — княгиня, — выдавила сквозь стиснутые от страха зубы Лизавета.
— Это сейчас, — ласково согласилась я, — А до появления Филуманы на моей шее я для тебя была только княжной. А кто такая княжна?
— Дочь князя, — без запинки отчеканила Лизавета.
— Ага, просто дочь. А своя гривна у нее есть? Лизавета отрицательно задергала головой:
— Нет, тогда бы она была княгиней. Как вы.
— Да поднимись ты наконец. И можешь сесть.
Лизавета приоткрыла рот, собираясь произнести нечто верноподданнически-отрицательное, но тут я резко хлопнула ладонью по подлокотнику кресла и строго произнесла:
— Сядь! Сама княгиня тебе разрешает! Лизавета рухнула в кресло как подкошенная.
— Идем дальше. Значит, я была никто, и тут Алевтина приносит мне гривну и предлагает ее надеть.
— Так, значит, она уже раньше знала, что вы — княгиня! — выпалила потрясенная Лизавета. — Но, госпожа, будьте уверены: если б я сразу знала, что вы княгиня, я бы первая вам гривну принесла!
— Да уверена, уверена! — отмахнулась я. — Не могла ты знать. Но и Алевтина не могла. Откуда? Она знала только то, что и все остальные — Что из другого мира пожаловала приблудная княжеская дочь…
— Откуда? — разинула рот Лизавета.
— Ну не из соседней же деревни? — удивленно пожала я плечами. — А ты думала откуда?
— Значит, правда это… — зачарованно глядя на меня, пробормотала Лизавета. — Не зря девки шептались… Из самого Ирия, стало быть, с Рипейских гор…
— С каких еще гор? Что ты выдумываешь! — оторопела я.
— Не из Ирия? — Лизавета даже попятилась в суеверном ужасе. — Неужто из Пекельного царства?
— И не из Пекельного! — грозно сказала я, видя ее неожиданную реакцию. — Опять что-то выдумала? Не знаю, как тебе объяснить, но я — из другого мира. Просто из другого, а не из какого не Пекельного!
— Значит, все-таки из Беловодья, — успокоенно пробормотала Лизавета.
Спорить со служанкой мне было ни к чему — да и не княжеское, наверно, это дело — спорить со слугами. Сделав вид, что не услышала ее последнего замечания, я продолжила свои логические построения:
— Вот и Алевтина знала только то, что я появилась ну как бы из ниоткуда.
На последнем слове я покосилась на Лизавету, но та уже, видно, получила от меня необходимые объяснения, и очередной вариант места моего происхождения ее не заинтересовал.
— Вот, — продолжила я успокоенно. — Появилась и тут же позарилась на самого лыцара Георга. Захотела быть его женой. Ты пойми одну вещь. Вот ты думаешь, что я все знаю про ваши местные средневековые порядки… Думаешь, думаешь! Считаешь, что я только притворяюсь такой глупой. Молодец, что так считаешь, хвалю, — на всякий случай подчеркнула я.
Лизавета просияла доверчивой улыбкой, обнажив крупные редкие зубы.
— Да, ты молодец, — задумчиво повторила я. — А вот прекрасная Алевтина — вовсе не молодец.
Лизавета истово закивала головой, изо всех сил соглашаясь с такой оценкой Алевтины.
— Совсем не молодей, — вздохнула я. — И злая притом. И еще она была уверена, что я ничегошеньки в вашем мире не понимаю. Ну, разумеется, кроме того, как чужих любовников отбивать. Но про это любая баба знает в любом мире.
Лизавета почему-то залилась стыдливым румянцем и потупилась.
— Так что про гривну я, по мнению Алевтины, знать не могла. И, кстати, действительно не знала! Хитромудрая Алевтина прекрасно рассчитала все. И преподнесла мне Филуману как еще одно украшение. Как некую разновидность брошки для платья. Или ожерелья. Дорогой безделушки в обшем. Ты пойми, она ведь уверена была, что этим подарком убьет меня!