– Мари-и-ина! Приве-е-ет! Ты меня узнала? Это Катя! Как дела?
Только тебя мне не хватало.
– А у нас вечеринка! Так жалко, что ты не пошла… Ну что, как вы там развлекаетесь?
– В смысле?..
– Ну, вообще… что делаете?
Она на самом деле такая тупая или притворяется?
– Угадай с трех раз, – ответила я сладеньким голоском, подражая ей, – историю делаем, что же еще!
– О да, история – это так интересно! Знаешь что? Ты наверно нашему историку нравишься! Да, Мари-и-ина, он к тебе… как это… неравнодушен! Точно!..
– И этот туда же, – пробурчала я и тут же воскликнула: – Неужели!
Когда же ты, наконец, оставишь меня в покое!
– Ты что-то хотела? Нам нужно доклад готовить…
– Ой, да я просто так позвонила, узнать, как у вас там продвигаются дела. Чем вы там занимаетесь столько времени? И вообще… А что, тебе он, правда, нравится, ну, Пряников. Ну, честно скажи!.. Да нравится же!.. У вас вообще серьезно все будет или как? Слушай, расскажешь потом, что там у вас было, ладно? Интересно так, этот Пряников, он вообще какой? Он странный ведь, правда?.. Ой, ну ладно, не буду вам мешать, развлекайтесь!.. Мари-и-ина! Что я тебе скажу!..
Я бросила трубку. Впервые в жизни я недослушала ее болтовню до конца. Я только сейчас заметила, что уже давно стемнело за окнами, должно быть, часов семь или восемь. И я так устала, как не уставала за всю свою жизнь. У меня будто какая-то тяжесть внутри.
Севка сидел на диване с виноватым видом.
– Я, кажется, заснул, – пробормотал он. – Сам не пойму, как так вышло…
– Подумаешь, с кем не бывает, – сказала я и тут же подумала, глупо звучит. – Ладно, забудь. Слушай, уже поздно, а мы еще ничего не сделали. Давай, быстро составим какой-нибудь план…
Я включила свет и тут же зажмурилась с непривычки. Комната сразу стала другой, будто чужой, черные окна и распахнутая дверь в темный коридор угнетали. На меня вдруг отчего-то напала жуткая нервозность. Я открыла учебник, взяла тетрадь, но это опять оказалась литература ''Любит ли Онегин Татьяну?..''
– Ты понял что-нибудь в этой земской реформе?.. В чем там суть?..
– Это реформа местного самоуправления… – бормотал Севка.
Я вскочила, выключила верхний свет и включила настольную лампу. За окном падал снег крупными хлопьями, покрывая все вокруг белым одеялом.
– Давай, сядем за стол, – сказала я, придвигая стул для Севки. – Быстро составим план и закончим на этом, там рассказывать немного. Темно уже. Тебя наверно дома ждут…
– Не-е, вряд ли, – протянул Севка неопределенно. – Вообще не знаю, может, они уехали…
Я с удивлением взглянула на него, но не стала расспрашивать. Как можно не знать, уехали твои родители или нет?
– Ладно, вот смотри, разделим по абзацам… – затараторила я, перелистывая страницы у Севки под носом. – Я начну, скажу, в чем основная идея реформы, пожалуй, надо будет пояснить, что такое земства… Так, ''принцип самофинансирования…'' это ты расскажешь, отметь себе… ''Чем больше имущества, тем больше прав на гласного. Один гласный землевладелец выбирался…'' Кто такой гласный? Ничего не понимаю.
– ''Крестьяне назначали выборщиков, которые выбирали необходимое число гласных…''
– Хорошо, про выборы тоже ты расскажешь, а я что-нибудь добавлю и подведу итог. Ну вот, план у нас есть, главное, все выучить.
Мне было плевать на доклад, на земскую реформу и вообще на историю в целом. Мне хотелось только одного, поскорее избавиться от Пряникова, чтобы он ушел, и кончился этот безумный день. Тогда все снова встанет на свои места, можно выбросить из головы дурацкие мысли, ни о чем не думать, завалиться спать. А главное, не думать больше об этом Пряникове.
Я вдруг чего-то испугалась, сама не знаю чего. Неужели Севку? Он какой-то странный и совсем не внушает мне доверия. Кто знает, что у него на уме. О чем он думает? А еще этот телефонный звонок, Катькин мерзкий голос не выходит из головы. Терпеть не могу, когда люди говорят намеками. Я представила, как в понедельник придется рассказывать девчонкам про сегодняшний вечер, меня передернуло. Не надо было говорить Крестиновой, что Севка еще здесь. Вечно я сначала говорю, а потом только думаю. Но мы ведь не в замкнутом мире живем, в конце концов. Ничего уже сделать нельзя, чтобы кто-нибудь не посмотрел на тебя косо. Ненавижу это, ненавижу людей. Ненавижу Пряникова! Пока он не влез в мою жизнь, до сегодняшнего дня все было прекрасно, тихо, спокойно, никаких проблем.
Хлопнула форточка от сквозняка. На улице разыгралась настоящая снежная буря, ветер выл, взметая мокрые хлопья, будто тысячи маленьких ураганчиков носились в воздухе. Намело сугробы, снег падал белой стеной, невозможно ничего разглядеть в двух шагах, все расплывалось, покрываясь снегом.
– Знаешь, мне кажется… – начала я поспешно. – А вдруг тебя дома все-таки ждут, волнуются. Мы уже закончили, думаю, тебе пора. Скоро мои родители придут, а мне еще прибраться надо… Я тебя, конечно, не гоню, ты не подумай…
– Да нет, я, правда, пойду. В самом деле, поздно. – Севка нашел свой учебник, запихнул его в портфель и вышел в прихожую. – Просто я заснул случайно. Надо было меня сразу разбудить.
– Зато выспался, – заметила я, подавая ему куртку. Я хотела пошутить, но шутки не получилось. – А ты вообще далеко живешь?
– Не-е, не очень. Если идти прямо через дворы. Можно, конечно, на автобусе, но они здесь плохо ходят. Лучше пешком, даже быстрее.
Севка завязал шнурки на ботинках, застегнул курточку, надел портфель.
– Ну ладно, я пойду.
Я открыла ему дверь, он взглянул на меня, пробормотал ''пока'' и ушел.
Я подошла к окну в гостиной. С детства не могу избавиться от привычки смотреть людям вслед, когда они уходят.
Наш двор сверху похож на огромный квадрат. С четырех сторон он окружен длинными серыми многоэтажками. Смутные очертания соседних домов с трудом угадывались в снежном тумане, только кое-где виднелись маленькие желтые огоньки – свет в окнах. Сквозь белую завесу падающего снега я заметила крошечную одинокую фигурку. Я сразу поняла, что это Севка. Он медленно брел почему-то напрямик по сугробам мимо детской площадки.
Мне вдруг стало страшно за Севку. Он совсем один в этом снежном тумане. И ветер так жутко завывает в темноте. Может, ему некуда идти… А если с ним что-нибудь случится? Я ведь не представляю, где он живет. Кругом темные дворы, нет ни одного фонаря, и шляются всякие наркоманы. Остановка автобуса за огромным