23 часа 47 минут. Аэродром Именин, 123 истребительный авиаполк 10 смешанной авиадивизии.
Ровная линейка курносых истребителей выстроилась по краю лётного поля, как на подмосковном аэродроме перед авиационным праздником в Тушино.
(Голос за кадром. От начальника штаба ВВС РККА 18 июня 1941 года поступила директива- к 23 июня рассредоточить и замаскировать всю материальную часть. В ЗапОВО эта директива в войсках известна так и не стала).
Командир полка майор Сурин спит, не раздеваясь, в штабе на аэродроме.
Дежурный по штабу, осторожно трогая его за плечо — «Товарищ майор, Вас из дивизии, срочно!»
Сурин у телефона- «Есть, товарищ генерал, привести полк в полную боевую готовность! Есть, прикрыть крепость и город Брест! Разрешено ли применять оружие? Прошу Вашего письменного подтверждения! Я ведь не забыл, как Вы меня гнобили за обстрел немецкого самолёта — разведчика…Слушаюсь. Сделаем…»
И, опустив трубку, с бессильной яростью — «Какая сука додумалась тогда разоружить самолёты?»
(Голос за кадром. За два дня до войны в полк поступила команда из Округа- ДЕМОНТИРОВАТЬ на самолётах вооружение- то есть снять пушки и пулемёты и сдать их на склад…Приказ озвучил командующий авиации округа генерал Кобец, в недавнем прошлом- старший лейтенант, так и оставшийся на самом деле- просто очень хорошим лётчиком…и наивным, доверчивым человеком, слепо выполняющим любой приказ непосредственного начальства!)
На аэродроме начинается бешеная гонка со временем — техники в промасленных комбинезонах на руках растаскивают по аэродрому «Чайки» И-153, устанавливают на машины вооружение, набивают ленты к УБС и ШКАСам, тащат баллоны со сжатым воздухом. По полю в бледнеющих сумерках мечутся топливозаправщик и авиастартер. Вот, зачихав, взревел, прогреваясь, первый мотор…Привычно, с ломом и русской матерью- полк готовится к бою!
Только у 20 новеньких Як-1, только позавчера прибывших в полк- никакого движения. К ним нет ни горючего, ни боеприпасов…и летать на них никто не умеет…
Оживают и остальные аэродромы смешанной авиадивизии- Брест, Лошицы…
Приезжает автобус с еще не проснувшимися, заспанными лётчиками, повар в белом халате поверх формы наливает товарищам пилотам из термоса какао и раздаёт полётный завтрак- горячую котлету на куске хлеба…Пилоты с удивлением смотрят, как у края аэродрома развёртывается расчёт зенитного орудия…
Младший лейтенант Иван Иванович Иванов (продолжая жевать) «Ну…нифего сефе…уфения, приблифенные к боефым…А по нам они не фальнут? Нет, я не фонял, а почефу котлета только одна? Малофато буфет…»
(Мгновенная чёрно-белая вставка. Стройный ряд истребителей- вернее, то, что от них осталось…дымящиеся, догорающие обломки…на первом плане- мертвый повар с котлом, из которого рассыпались котлеты, которых уже никому никогда не съесть..)
(Цветное) Крепость Брест. Цитадель. Казарма 7-ой роты 455 стрелкового полка. 23 часа 48 минут.
Рядовой Огородников заботливо трогает за плечо своих подопечных: «Товарищ красноармеец, просыпайтесь…Эй, бабай-ага, тебе говорят, вставай, одягайся, выходи строится…Да проснись же ты, чёрт нерусский…»
Когда аргументы заканчиваются, а красноармеец (впрочем, какой он красноармеец, ежели присягу ещё не принял? Так, гражданское лицо, не известно зачем одетое в казённые синие трусы до колен) не собирается просыпаться, натягивая на стриженную голову тонкое одеяло — Огородников сбрасывает последнего на пол вместе с тощеньким, набитым сеном, матрасом…
«А ну, давай, давай, не задерживай, на выход, на выход…» — сопровождает для ускорения лёгоньким пинком чуть пониже спины особо не понятливых Огородников…Странная какая-то сегодня тревога…никакого тебе «Рота! Подьём! Тревога!» — даже свет на полную не включают…
Во дворе уже строятся рядом со своими палатками призванный на Большие Учебные военные сборы приписной состав- жители Западной Беларуси, всего два года как ставшие советскими гражданами…Эти — вполне всё понимают, и даже более того…
К растерянному, мечущемуся, как потерявшийся без курицы цыплёнок, командиру роты подходит невысокий, с серебристыми висками, подтянутый красноармеец: «ТоварЫш командЫр, разрешите Абратиться? Рядовой Кныш. Что, сынку, вОйна?»
Тот вскидывает голову, пристально смотрит в белеющее в темноте в лицо: «Да что Вы несёте…Что за чушь? Какая война? Так, простая учебная тревога…И я Вам не сынку, а товарищ младший лейтенант!»
«Так точно, товарЫш младшОй лейтенант…только у меня МОЛАДШИЙ сынку у Вашем возрасте…А гэта вОйна у меня будэт чотвёртая, так што я зрозумию, што гАвАрю…»
Ротный с удивлением смотрит на рядового: «А кто Вы, собственно такой…И почему- четвёртая война?»
Старый солдат вытягивается в струнку, лихо, чётко, без малейшего акцента, докладывает: «54-го Пехотного Минского Его Величества Царя Болгарии полка, пулемётной команды старший унтер-офицер Федор Кныш!»
А потом, смущенно добавляет: «Георгиевский кавалер…»
А потом, еще тише, совсем уже стеснительно, потупившись: «Полного банта…»
Ротный оторопело смотрит на Кныша, а тот негромко продолжает: «Так что считайте сами, Ваше благ…то есть тАварЫш кАмандир…германская вОйна, да с Поляками вОйна, да опять же с германами в 39-том…будет усего три- и я гэту крепАсть уже дважды боронял…усё тут знаю! Так можна мне со всеми у тыл не ходЫть? От спасибо! А можна и мужики останутся? Та нам ничого не надо, у нас усё есть…Есть встать в строй!
Ну что, мужики, вроде догАварился. Но! Раз уж остались- слухать меня як пана Буга. А то я вам не тАварищ младшой, шутковать не буду…Во!» И Кныш проносит перед коротким замершим строем таких же, как он, седовласых «мужиков» крепенький кулак…
Совершенно уже ничего не понимающий ротный машет рукой- делайте, мол, что хотите…Обрадованный Кныш, минутку посовещавшись с «мужиками», начинает отделять «овнов» от «козлищ» — кому идти в тыл, кому оставаться воевать…начинает бойцов делить на живых и мёртвых…
(Мгновенная чёрно-белая вставка. Плац крепости, усеянный телами…все они здесь — безоружные, убитые, даже не успевшие одеться…Таджики, Огородников, «мужики», Кныш…)
Отметка 121,3. Юго-Восточнее Минска. 74 Асфальто-Бетонный район ГУШОСДОР НКВД БССР. 23 часа 50 минут.
«Эй, начальник! Ты надел на хуй чайник?
Поговори у меня, морда…Давай, давай, не спи, зечина, замёрзнешь!
Начальник, а у меня давалка сломалась…»
На ремонте автострады Брест-Смоленск-Москва идёт «большой бетон», заливаются оголовки водопропускных сооружений, поэтому зека-зека (от ЗК- Заключённый Канало-армеец) работают круглосуточно. Для стимулирования работ- для всеобщего обозрения- на обаполе (здоровенном дрыне), воткнутом в кучу песка- кисет с табаком (ценный подарок для выполнившей план бригады).
Зека-зека работают весело, с огоньком…Потому как близок конец двенадцатичасовой смены, и план, похоже, перевыполнен. Осталось ещё пара замесов — и домой, в родной барак…А дома ужин, глубокая шлюмка с горячей баландой, полкило ещё тепленькой, пахучей черняшки…
«Расписанный» в синий цвет, «засиженный», с татуировками (карты, женщина и вино и надписью снизу — «Вот што нас губить») КОТ (коренной обитатель тюрьмы) скинул ватник и орудует совковой лопатой, как будто