– А ты что? – снова напряглась Марина.
– А я руками развожу – понятия, мол, не имею! – тон у Ершова стал капельку свободней. – Наверное, говорю, у Калугина были свои контакты. Или американцы подсказали… Евгений Иваныч покивал только, и все. Ну, потом он мне втык ха-ароший дал. Я, говорит, должен доверять своим людям, но смогу ли я доверять тебе?
– И как, сможет? – мягко спросила девушка.
– Да, – коротко и серьезно ответил Ершов.
Скользнув по нему взглядом, Марина кивнула и прошла в дом. Ребята и девчата из 7-го управления сильно потеснили ее группу, но комнат хватало, а самую большую отдали под штаб.
Сейчас помещение и впрямь приняло черты фронтового штарма3 – две девушки стучали по клавишам пишмашинок, будто наперегонки печатая документы, в углу мигала и пищала большая армейская радиостанция, а на монументальном письменном столе, время от времени просыпаясь, шипели рации милицейского образца: «Докладывает два-три-пятый. Объект движется по Одесской в сторону рынка. Берем в «вилку». Прием» – «Два-три-семь – два-три-пятому. Будьте осторожны. Как поняли? Прием» – «Вас понял, два-три-семь. Конец связи».
На стене висела большая карта Николаевской области и потрепанный план Первомайска, истыканный булавками-флажками. Некоторые районы города дежурные тщательно заштриховали красным карандашом – проверено, Михи нет.
Марина нахохлилась. Неласковая усмешка заиграла на ее губах с ямочками в уголках рта. «Росита» тут же стерла улыбочку, поймав цепкий взгляд Олейника, начальника областного УКГБ.
– Здравия желаю, товарищ полковник, – четко сказала она.
– И вам не хворать, товарищ старший лейтенант, – ухмыльнулся полковник. – Шо, не верите в нашу окончательную победу?
– Победа будет за нами, – спокойно проговорила Исаева, – вот только приблизят ли ее поиски? Что-то мне не верится!
– Возможно, – неожиданно легко согласился Олейник. – А шо еще, кроме заряда пессимизма, вы привезли нам из Москвы?
– Идею.
– Подбросьте!
Марина сняла дубленку и пристроила ее на старую вешалку.
– Я подумала, что мы зря тратим время, выслеживая неизвестно кого, – энергично заговорила она, поправляя прическу. – Наблюдаем за подозрительными, ведем их, а в итоге все зря. Между тем, в Первомайске орудуют агенты Моссада, их тут трое или четверо, и двоих из них наши уже как будто вычислили…
– Одного, Мариночка, – извиняющимся тоном вмешался седой аналитик, прогоняя сон с помощью крепчайшего чая, заваренного в огромной кружке. – След второго мы потеряли, матерый иудей попался.
– Ну, пусть одного! Василий Федорович, я что предлагаю… – Исаева взяла паузу, облекая голую идею в слова. – Давайте пока оставим нудное прочесывание школ, техникумов и прочих училищ. Сосредоточимся на поиске моссадовцев. Только чтоб никаких арестов и «прямых действий»! Они же тоже выслеживают Миху? Ну, вот! А мы будем следить за ними.
– И агенты Моссада приведут нас к объекту, – заключил полковник. – Недурно. Принимается. «Семерку» мы переключим на матерых иудеев, а вы, товарищ старший лейтенант, продолжайте нудное прочесывание.
– Есть, – вздохнула Марина.
Тот же день, позднее утро
Москва, госдача «Сосновка-1»
– Ну, ни пуха! – бодро сказал Данилин, провожая меня.
Запахнув телеса в махровый халат, он возбужденно перебирал босыми волосатыми ногами, будто приплясывая.
– К черту! – бросил я через плечо, толкая тяжелую лакированную створку. Выскочил в коридор и притворил ее за собой – замок звучно лязгнул, словно зубами клацая.
«Ура! Свобода!» – обдало меня великолепным ощущением детского торжества.
«Мам, я погуляю!» – кричишь ты скороговоркой и быстро, пока родители не опомнились, захлопываешь дверь, оставляя за нею папину строгость, мамину заботу – и недоделанные уроки. Заходясь от восторга, ссыпаешься по лестнице, прыгая через три ступеньки – и вырываешься во двор, на улицу, где распахиваются необъятные просторы Большого Мира…
Ковровая дорожка глушила шаги, и я припустил к лифтам бегом – десять скоро, Револий Михайлович обещал вот-вот подъехать. Лучше обождать, чем опоздать!
У выхода в холл я солидно притормозил. Представительный дедок в кашемировом пальто, терпеливо ожидавший лифта, глянул на меня снисходительно: эх, молодость…
Отдаленный гул лифтовой кабины стал слышнее. Грюкнуло, звякнуло, и дверцы разошлись, выпуская целую толпу смуглых южан, обвешанных тюками и расшитыми сумками, галдящих на всех наречиях солнечного Узбекистана.
Когда мы с дедком спустились вниз, то сразу окунулись в те же гомон и бестолковую суету – в Москву понаехали делегации какого-то очередного съезда или слета. Маневрируя в разгоряченной толпе, увертываясь от пухлых чемоданов, я выбрался на улицу. Глотнул свежего воздуху и покрутил головой, высматривая зеленые цифры на табло. Десять ноль-ноль.
Револий Михайлович слово сдержал – подкатила новенькая «Волга», блестя черным лаком и сверкая хромом. Генерал сам сидел за рулем – переодетый в штатское, он выглядел почти по-домашнему. Этакий начальник среднего звена, уже в возрасте.
Провожаемый завистливыми взглядами делегатов, я плюхнулся на место рядом с водителем, окунаясь в запахи тисненой кожи и дорогого табака. Весело улыбнувшись, Суслов протянул мне руку, и я ее крепко пожал.
– Очень рад вас видеть, Миша! – сказал он с настроением. – Если позволите, я вас похищу и увезу!
– Похищайте, – махнул я рукой, расслабленно откидываясь на спинку.
Револий Михайлович коротко хохотнул и тронул машину с места, потихоньку разгоняясь. Было заметно, что он наслаждается ездой, самим владением машиной – это была единственная роскошь, которую позволил ему всесильный отец.
Поглядывая в зеркальца, вертя головой, генерал на секундочку снял руку с баранки и ткнул большим пальцем себе за спину:
– В багажнике у меня ваша микроЭВМ4 и… еще один «Коминтерн». Мы его только наполовину собрали, не успели просто. Хотели оставить себе, а прототип вернуть. Ну, я уж не стал дожидаться понедельника, решил вот вас поэксплуатировать!
Похоже, генерал обращал в шутку свои извинения – в его веселом голосе проскальзывала неуверенность.
– Дособирать? – ввернул я перл. – Да не вопрос! Было бы из чего.
– Все есть! – с забавной гордостью сказал Револий Михайлович и мягко добавил газку. – Целый ящик!
Движок зафырчал с металлическим призвуком, а я малость заностальгировал – когда сдавал на права в девяностых, мучал именно ГАЗ-24, судорожно тиская руль и нещадно паля сцепление…
– Программы – вот, что главное! – Переключив передачу, генерал поднял руку, указуя пальцем вверх. – А они просто чудо!
– Не смущайте меня, – ухмыльнулся я, и Суслов захохотал. – Моего личного участия в этом чуде не так уж и много, просто довел до ума кое-какой софт, как американцы выражаются. Но, все равно, приятно. Хотя, если честно, программирование – это самое легкое, Револий Михайлович. Не верите? Да правда! Сейчас надо решать задачку посложнее: как использовать эти мои чудо-программы, как их распространить, чтобы они заработали по-настоящему?
– Мысли есть? – деловито спросил директор ЦНИИРЭС.
Я важно кивнул, подпуская в свой чересчур взрослый образ немного нарочитой детскости.
– Нужно срочно выпускать гибкие магнитные диски… – начал я вдумчиво, лапая справа ремень безопасности – и тут же вспоминая, что на «Волгах» он появится лишь два года спустя. – Э-э… чтобы записывать на них готовые программы. Ну, и раздавать спецам.
– Шугарт из