Хотя я хуже. Я — влюбленный.
А тут еще пророчество не из приятных. Привязалась ко мне одна на автовокзале в Старице. Вроде на цыганку не похожа, да и говорила совсем иначе. А главное, хоть и туманно, но очень уж все совпадало с тем, что мне предстояло.
— Иногда рушатся грани меж временем — тем, что есть, и тем, что было, тем, что было, и тем, что будет. И горе тому, кто окажется вблизи от этих граней. Обломки остры, летят далеко, а ранят больно. Берегись Лайлат аль-Кадар — ночи предопределения.
— О чем это вы? — спросил я ее, но она криво усмехнулась:
— Ты и сам знаешь о чем. — А потом неожиданно и больно ткнула мне в правое бедро тонким, почти прозрачным в своей худобе указательным пальцем, метко угодив прямо в примотанный к ноге перстень, — Береги его, напои его, и тогда ты, может быть, сумеешь пройти по перекинутому над адом мосту Сирах, который тонкий, как волос, острый, как лезвие меча, и горячий, как пламя.
— Ты не пугай, я пуганый, — неловко буркнул я, не зная, как половчее от нее отделаться.
Она улыбнулась одними губами, такими же сухими и тонкими, как палец, и отрицательно покачала головой:
— Я не пугаю, я тебе… завидую. Ради своих детей я бы тоже ступила на этот путь, но аллах не позволяет мне. Потому я здесь, а ты уходишь за грань.
Мы уже давно ехали на машине, а это странное пророчество так и не выходило у меня из головы. Не помогло и объяснение водителя, что это всего-навсего местная сумасшедшая. С тех пор как ее мужа-чеченца и трех сыновей убила местная мафия, у нее помутился рассудок, вот она и стала такой.
— За что хоть убили? — спросил Валерка.
— Не поделили, кому наркотой торговать, — откликнулся водитель.
— А сбывается хоть что-то из ее пророчеств? — поинтересовался я.
— Все, — с явной неохотой буркнул водитель, — Только от нее доброго слова не дождешься. Вечно какие-то гадости сулит.
Дальше мне спрашивать почему-то расхотелось. Да и, попав сюда, чувствовал я себя не очень-то уверенно, меньше всего напоминая отважного героя, храбро устремившегося в поисках невесты в темное Кощеево царство. Куда там. Скорее уж Иванушку-дурачка, который бредет туда не знаю куда в наивной надежде, что у него все должно получиться как надо.
Не иначе, такие мысли на меня навеяли погода и дорога — очень уж они обе унылые. Одна сырая и промозглая, сплошь серого цвета, а другая… Интересно, достоин ли вообще этот глинистый и липкий кисель, противно чавкающий под ногами, такого названия? Навряд ли.
Чтобы развеселить себя, начал вспоминать последние дни, проведенные мною у Валерки.
Чтобы соблюсти равноправие — ведь не пишем же мы Бог Авось, Бог Перун, Богиня Фортуна и т. д. — здесь и далее к словам бог, богородица, аллах, спаситель и т. п. автор применил правила прежнего, советского правописания.
После нашего ночного разговора и осмотра перстня он все равно поверил мне не до конца, каким-то непостижимым образом ухитрившись заморочить мне голову, и я сам стал сомневаться в том, что побывал в другом времени. Нет, правда, а если этот перстень — обычный новодел, а мне попал в руки просто случайно? К примеру, его обронил кто-то из предыдущих смельчаков, после чего я его машинально ухватил. Тогда получается, что и все остальное запросто могло оказаться галлюцинацией. Грустно о таком думать. При мысли, что я вообще никогда не увижу юную княжну — разве только после таблетки ЛСД вовнутрь, — становилось так тоскливо, что хоть волком вой, но проверить все и впрямь не мешало…
Лишь после того, что нам сообщил ювелир, сомнения отпали. Однако тот настоял на некоем эксперименте, потому мы и тормознулись на несколько дней, которые Валерка собрался посвятить моей надлежащей теоретической подготовке.
— Ты думаешь, что я дам тебе бездельничать? — сурово осведомился он по дороге к нему домой, — Э-э-э нет, милый. Будешь готовиться к путешествию всерьез и ишачить, как лошадь Пржевальского.
— Ишачат ишаки, а лошади Пржевальского дикие. Они от работы дохнут. Про это даже поговорка имеется, — неуверенно возразил я, выдав последние знания об особенностях поведения непарнокопытных.
— Я тебя приручу, — зловеще пообещал он. — Будешь пахать за милую душу. Давай-ка излагай еще раз, что там увидел.
Я скорбно вздохнул и… начал излагать.
Особенно его интересовала одежда, оружие и дословный диалог, который у меня состоялся. Когда спустя час я, взвыв, поинтересовался, на черта оно ему нужно, он веско заявил, что я должен знать хоть что-то об эпохе, в которую отправляюсь, а для этого надо определиться, где именно побывал и, главное, в какое время.
Закончил я свой рассказ уже у него в квартире. Вообще-то это было общежитие, хотя и квартирного типа.
Пока мы сидели за столом, где я познакомился с его супругой Аленой и дочкой Настенькой, Валерка практически не издал ни слова — все размышлял над услышанным от меня.
Потом пошли на лоджию, которая до моего появления явно служила рабочим кабинетом самому Валерке. Но он и там продолжал размышлять, запрокинув голову к потолку, будто дата намалевана именно на нем, только очень неясно. Не выдержав, я посоветовал ему взять стремянку, потому что отсюда плохо видно, или включить свет. И вообще, прежде чем уйти в себя, надо оставлять записку, чтобы знали, где искать. Он вначале не понял, но потом улыбнулся и сказал, что все в порядке и расчет им уже сделан, хотя и не очень точный.
— Беда в том, что государей с именем и отчеством Иоанн Васильевич у нас на Руси было две штуки — дед и его малахольный внук, — пояснил он. — К тому же оба правили достаточно долго. Но, как мне кажется, речь шла о втором по счету. Большой подонок был. Чикатило — щенок перед ним. Да что там Чикатило, когда Гитлер со Сталиным и те отдыхают, — сообщил он и хитро посмотрел на меня, ехидно осведомившись: — Ты как, еще не передумал туда прокатиться?
— Шестой раз спрашиваешь. Отвечаю: не передумал, — буркнул я. — Ты лучше другое скажи, мне этот Васильевич зачем? Я с ним целоваться не собираюсь.
— Ну, целоваться ты будешь с другим человеком, малость посимпатичнее, чем этот козел, но об этом времени, как мне кажется, кое-что знать тебе надо. Иначе попадешь ты, Костя, аки кур в ощип.
— Да мне бы только с ней встретиться и все, — возразил я.
— А дальше? — хладнокровно осведомился Валерка.
Я задумался. А правда, что дальше-то? Хотя…
— Найду опять эту пещеру… Место приметное. Старица, это даже я помню, уже тогда была, а уж от