— Расслабляться еще рано. Командирам всех рангов организовать, по возможности, отдых личному составу. Умыться, поесть, поспать. Все приготовить к отражению внезапной атаки. Здесь будет важна каждая секунда. Вы все молодцы!
Я решил остаться на огневых позициях до утра. Управлять огнем дивизиона я мог и отсюда. Тем более на наблюдательном пункте возле комбрига оставались начальник разведки и два командира батарей, который два года готовились заменять командира дивизиона и начальника штаба. Мы с Авдеевым еще поговорили, поужинали, а потом я устроился спать, пытаясь посчитать, сколько же я часов спал за трое суток. В сумме выходило где-то шесть часов. Но некоторое время уснуть не удавалось. Я принял твердое решение, при возвращении поставлю вопрос о своем поступлении в академию. Рапорт я написал давно, мне его подписали, документы оформил, медицинскую комиссию я прошел. Надо добиваться, иначе я пролетаю мимо поступления уже по возрасту.
Потом вдруг вспомнилась Ирина. Как она там? Чем занимается в эти минуты? Письма от нее приходили каждую неделю регулярно, но содержание оставалось однообразным до тошноты: «люблю, скучаю, у меня все хорошо, смотрю в окошко, когда ты появишься на дорожке». Вот про свое окошко я ей тоже написал. Приходили фотографии ее общения с друзьями дома, в зале, на улице, на природе. Все улыбаются, всем весело, а мы здесь уже три года без отпуска, да и как моих ребят бросить и уехать. Я там, в отпуске, просто рехнусь.
Ну, хорошо, а как же ты уедешь в академию? Но тогда им назначат другого командира. Он их будет учить, заботится о них, отвечать за них, а я им буду писать. Ну, хотя бы один год. Буду каждый день вспоминать, пусть даже первые полгода. С этими мыслями я и уснул. Проснулся моментально от возгласа:
— Духи!
Майор Авдеев доложил, началось движение в районе наблюдательного пункта. У нас пока все тихо. Я связался по рации с начальником разведки. Командиры батарей тоже в сети, но молчали. Лейтенант Вадковский доложил обстановку.
— Командир первой батареи капитан Суханов. Принимайте командование дивизионом. Я на связи.
— Есть, — ответил Суханов.
На связь вышел командир бригады и обрисовал обстановку.
— За меня с тобой капитан Суханов.
— А ты? — разочарованно спросил Полянский.
— Все будет хорошо, Виктор. Я постоянно на связи. Суханов — умничка, не подведет!
— Спасибо, — радостно рявкнул капитан Суханов.
— А ты не подслушивай, а работай!
— Все понял. Внимание всем!
Движение духов началось. По докладам я ясно представлял все картину боя, сверял с картой, используя нашу подробную схему ориентиров.
Суханов принял решение — за командира второй батареи, который убыл со мной, назначить начальника разведки дивизиона. Мы с начальником штаба не возражали. Загрохотали орудия.
— Суханов, помни главное — экономить боеприпасы!
— Да, знаю, знаю.
Через пару часов интенсивность огня стала стихать. Комбриг закричал в микрофон, перекрикивая шум боя:
— Рубин, захлебнулись они, у них сил больше нет. Выдохлись. А твой Суханов — молодец! А то я сначала запереживал. Часа через три-четыре обещали прислать вертушки. Там есть боекомплект для тебя, хоть и не полностью. У меня за эти дни двухсотых трое, а трехсотых — 23 десантника, но девять из них хотят остаться. Обещали прислать подкрепление. Просил хотя бы взвод. Давай часа через два дуй ко мне. Жду.
Фамилии по связи мы не называли. Все имели позывные. Командиру второй батареи на огневой позиции делать нечего, там справлялись и без его участия. Поэтому я забрал его с собой, и мы отправились в обратный путь. В двух местах заметили скопление душманов около десяти человек и сразу ударили по ним из тяжелых пулеметов. Дальше добрались без приключений. КШМ загнали в свои окопы. Я вылез из люка и вспомнил, что забыл взять с собой полевой планшет с картой и флягу с водкой. Можно уже выпить по сто грамм. Думаю, что душманам сегодня будет не до крупных атак. А тем более при подлете наших боевых вертолетов. Пока механик — водитель подавал мне мои вещи, то за гулом двигателя я не услышал вой мины. Я спускался с брони, когда мина разорвалась в двух метрах от меня. Это мне рассказывали уже потом.
Глава 21
Госпиталь
В сознание я пришел в полевом госпитале, но ненадолго. Врачи и медсестры потом утверждали, что, лежа без сознания, я все еще командовал дивизионом. Оказалось, в таком состоянии я находился несколько суток. Меня спасло прибытие вертушек-вертолетов, которые доставили меня в госпиталь. В бессознательном состоянии, меня эвакуировали в Ташкент. Вот так я оказался в Ташкентском госпитале в реанимации. Каждый врач, который меня осматривал, сообщал мне, что я родился в рубашке, плюс мне крупно повезло.
Конечно же, да. Просто сплошное везение. Тяжелая контузия от взрыва, сотрясение мозга от удара головой о броню. Левая рука оторвана в плече, висит на коже и еще чем-то. Ее вывернуло, оборвав все связки в плечевом суставе. Осколок мины попал в пах, но не один жизненно важный орган не задел. Вот здесь повезло действительно. Сломано четыре ребра. Поврежден чуть-чуть позвоночник. На правой ноге, в результате неудачного падения, вывернут и поврежден мениск колена и голеностопный сустав. Дикие головные боли. Рука жестко закреплена на кронштейне — «вертолете», после операции, которую сделали через неделю после прибытия, но я этого не помнил. Врач-хирург, который делал операцию, пришивая руку, тоже меня обрадовал, что мне крупно повезло. Для сшивания и пришивания связок к костям нашлись оленьи жилы, а это большая редкость. В результате при правильных нагрузках и тренировках подвижность руки и ее силу можно восстановить на семьдесят процентов за три-четыре года. Один врач мне даже напел:
— А в остальном, товарищ подполковник, все хорошо, все хорошо. Прекрасно все у вас идут дела, за исключением пустяка.
Этим пустяком были еще шишки, огромные синяки и ссадины. Но это просто мелочи. Я действительно бесконечно благодарен всем врачам, особенно хирургам. Все части тела собрали, заштопали, зашили. Особенно долго им пришлось повозиться с моей головой и рукой. Медсестры, да и весь обслуживающий персонал госпиталя, окружили меня теплом и заботой. Некоторое время я даже лежал один в палате, как особенно тяжело больной. Каждый шум, громкий разговор, стук вызывали адские головные боли. Голова перебинтована, но, в конце концов, я не выдержал и в категорической форме потребовал снять с меня повязку на голове. Оказалось, я прав. За это время голова опухла, а когда срезали повязку, я сразу увидел «свет в окошке». Жесточайшего обруча в виде повязки на голове уже не было. Впервые я заснул без головной боли. Мне понравилось выражение врача:
— Так давно нужно было попросить снять эту повязку.