— Советские офицеры с красивых женщин денег не берут! Вот тебе деньги. Возьми самое лучшее на свой вкус.
Мне привезли денежное содержание за все эти годы, еще добавили за неиспользованные отпуска, выдали, так называемые, «фронтовые», добавили пособие на реабилитацию после ранения, заверив, остальное я получу на новом месте службы. Я писал Ирине, что готов перевести ей деньги, но она категорически возражала, аргументируя это тем, что зарабатывает очень хорошо. Про эти ее левые заработки я знал и понимал, она не бедствует.
Сказать, что я ждал этого вечера, этой встречи, значит, ничего не сказать. Около трех лет воздержания — это одно. Второе — Люба мне понравилась тогда, а сейчас стала просто красавица. Я даже об Ирине так не мечтал в данный момент. После ужина Люба попросила дежурного врача по хирургическому отделению, свою дежурную медсестру, ее тревожить только в экстренных случаях.
Мы закрылись от всего мира, сели за стол и выпили по рюмке коньяка за встречу «на брудершафт», хотя с первых минут мы к друг другу обращались на «ты». Но это прекрасный повод вцепиться друг другу в губы. После долгого ношения всякого рода повязок, немного непривычна свобода, да и левая рука «на вертолете» не давала добиться полного единения. Но начало положено, а через несколько минут все неудобства просто исчезли. А еще через три минуты жарких объятий, Люба сквозь халат почувствовала мою твердо окаменевшую дубинку. Понимая, как я себя чувствую, после такого длительного воздержания, она решила надо мной хоть немного поиздеваться. Лобком прижалась ко мне и начала тереться об мой член. Мой язык у нее во рту, моя целая рука терзала ее грудь, а ее руки обнимали и прижимали меня к себе.
Я забыл обо всех своих ранах. Голова стала ясной и не гудела. Все мои чувства и желания спустились вниз и застряли между пупком и коленями. Даже рана в паху умолкла, перестав напоминать мне о себе. Я хотел женщину. Я хотел именно эту женщину. Любу. Она почувствовала это, да и сама этого очень хотела. Положила меня на кушетку, спустила с меня спортивные штаны, сняла свои трусики. Люба легла на меня, взяла в руку мой вздыбившийся член. Направили головку в свою уже влажную промежность, а когда он вошел в нее, то села на меня, удерживаясь на коленях. Люба загоняла его в себя все глубже и глубже. Я уже не видел ее лица, у меня все поплыло перед глазами. Только желание, чтобы это продолжалось вечно.
— Ты можешь не переживать и кончить в меня.
А я и не переживал. Я плыл по волнам блаженства, а это блаженство доставляла мне Люба, Любочка, Любушка. На мое счастье, за это время никто не ломился в дверь, никто не звонил, никто не требовал врача на пост или в палату.
Взрыв произошел у обоих, но сначала задергался я. Через мгновение затряслась и Люба. Она сама себе закрыла рот рукой. Сначала стонала, а потом начала рычать. Упала ко мне на грудь и мы, потрясенные, молча, лежали несколько минут, обмениваясь поцелуями.
— Витя, я все эти годы думала об этих минутах, о нашей встрече. Все прошло так, как я мечтала.
Люба полотенцем вытерла меня и себя, положила трусики себе в карман халата, из чего я сделал вывод, наше тесное общение сегодня может иметь продолжение. Мы снова сели за стол и уже не спеша началось наше застолье. Много мы не пили. Люба сходила на пост медсестры, прошлась по палатам, позвонила дежурному по госпиталю и в приемный покой. Новостей, экстренных случаев нет. Люба вернулась ко мне. Опять у нас произошла вспышка безумия, но продолжалась она гораздо дольше, да и мы не торопились. Мы смотрели друг на друга. Говорили о чем-то важном и о какой-то чепухе. Даже пытались говорить о чувствах друг к другу, но потом прекратили это. Общих друзей, общих интересов у нас нет. Есть только великолепный секс. Наша вторая встреча в течение пяти лет. Мы пробыли вместе до трех часов ночи, а потом Люба категорически отправила меня в свою палату спать.
Медленно, но уверенно я шел на поправку. Через десять дней с левой руки сняли гипс. Хирург теперь требовал, чтобы я осторожно двигал этой рукой, но старался не делать резких движений. Рука повисла на повязке. Нужно постоянно шевелить пальцами руки, сгибать и разгибать ее. С головы тоже повязку сняли. Головокружения прошли, но гул в голове продолжался. Сны, в основном, сопровождались залпами орудий, автоматными очередями, выкриками каких-то команд. Война продолжалась во снах.
Люба взяла надо мной шефство. Проверяла давление, просматривала заживление швов, гоняла меня на тренажеры. Мы вместе сходили в универмаг, где я подобрал себе спортивный костюм. Еле-еле нашли костюм на выход. Таких размеров для моего роста и комплекции в магазинах не оказалось. Поэтому эту проблему решили в ателье пошива. Диапазон наших встреч с Любой значительно расширился. Врачи разрешили мне прогулки, чем мы сразу же воспользовались. Правда, основной маршрут вечером лежал до Любиной квартиры, а утром обратно. Разговоры о серьезных отношениях Люба сразу пресекала. Я не мог объяснить это ее нежелание говорить серьезно о завтрашнем дне.
Но серьезный разговор все-таки у нас состоялся и начал его я:
— Любушка, Любавушка! Объясни мне, почему ты отклоняешься от серьезного разговора о нашем будущем?
— А у нас нет совместного будущего.
— Это почему же?
— Витя, ты взрослый мальчик. Все наши встречи, все наше общение происходит на кровати, поперек кровати, возле кровати. Других точек общения у нас нет. Нет у нас общих интересов, совместной работы и общих друзей. Я очень ревнивый человек. Первая наша встреча с тобой произошла в сауне. Как мы все голые мылись вместе под душем — всегда помню. Помню и то, что ты мог думать обо мне и моих подругах — три шлюхи для общего пользования. Я не верю, что ты помнил о нас через два часа после расставания. Эти пять лет разлуки каждый жил