7 страница из 10
Тема
правилами Глеба Жеглова, то есть, улыбаясь, располагал человека к себе и в разговоре легко переходил на близкую для собеседника тему, что вызывало у последнего эмоции — не важно, положительные или отрицательные, — которые помогали добиться поставленных целей. При этом в действиях его не было беспредела, а в методах фанатизма. Жеглов, будучи его любимым персонажем, не был для него идолом. Сакраментальное «Вор должен сидеть в тюрьме» Антона не возбуждало. Другое дело — зло должно быть наказано. Вот за этот постулат он готов был и лечь поздно, и встать рано.

Сейчас, в это раннее дождливое утро, проезжая мимо огромного серого здания СБУ, Антон зябко поежился и отвернулся. Он ехал в центральную городскую больницу, где лежал его коллега, опер Сергей Стороженко. Хороший малый, которого сегодня должен был оперировать отец Антона, главврач ЦГБ Голицын Януарий Филиппович, профессор и доктор медицинских наук.

Глава 9

Город все больше и больше становился, как Москва или Киев, городом одного маршрута. Особенно его исторический центр. Раньше, когда у витрины магазина «Рапсодия» стояли элегантные коричневые «Победы» и черные представительские «ЗИМы», слово «пробка» имело одно приятное историческое значение. Автолюбителям тех лет в кошмарном сне не могло присниться, что, выехав из дому с Ковельской в девять ноль-ноль, они доберутся на работу в район Тракторного завода не раньше двенадцати!

Сегодня длинные узкие центральные улицы с качеством дорожного покрытия, которому позавидовали бы зарубежные недоразвитые автобаны с односторонним — вот дураки! — движением, были полны сюрпризов, когда замена колеса при пересечении трамвайных линий была одной из самых невинных старинных народных забав. Многие улицы были украшены серебристыми рельсами внучатого племянника конки — трамвая. Главные трамвайщики на деньги городской громады постоянно пополняли дряхлеющий парк свежевыкрашенными бэушными монстрами. От грохота и звона этих электромясорубок болели уши и слезились глаза. В час пик, приняв на остановке в задние двери людей, они срыгивали через передние невообразимый людской фарш. С этим нужно было срочно что-то делать. Но что? Поэтому трамвай грохотал все громче, спецсигналы звучали все решительнее, а сирены «скорой помощи» выли все отчаяннее и жалостнее.

Господи! Куда мы идем?! Боже мой, куда мы едем?!

Глава 10

Рабочий день начальника райотдела милиции начинался рано. Поскольку практически все прожитые им дни были рабочими, он с ранних лет приучил себя вставать в шесть ноль-ноль утра, как бы поздно ни лег накануне. Валерий Иванович Потапов был педантом. Он любил точность и конкретику во всем. Будучи точным и конкретным, он того же требовал от окружающих. Эта черта его характера не граничила с самодурством, а скорее была доброй и правильной. Он считал, что коллеги по работе — это продолжение его семьи, и любил их как родных, принимая участие в личной жизни каждого. Но было одно непременное условие: он впускал в свое сердце только того, кто безоговорочно признавал в нем отца и главу семьи. При малейших попытках усомниться в его старшинстве и правоте Валерий Иванович замыкался, становился черствым и казенным в отношениях, неумолимым и жестким в решениях. Он знал, что за глаза его называют Дед, и привык к этому прозвищу. Несколько поколений его фамилии верно служили сначала короне, а потом и строю. Соответственно и будущее своих детей он не мыслил без этого. Если существует государство, то в нем должен быть порядок. А какой же порядок без силовиков? Вот во имя его величества порядка и вставал ежедневно в шесть ноль-ноль полковник милиции Потапов Валерий Иванович. Он запретил водителю пользоваться спецсигналом, поэтому, как и все жертвы научно-технической революции, вынужден был ждать в огромных пробках. Его, кстати, это не раздражало, а наоборот, давало возможность, закрыв глаза, спокойно сосредоточиться и подумать о производственных проблемах. А их на сегодня хватало!

В городе объявился необычный маньяк. Стали погибать и бесследно исчезать коллекционеры. Продажные СМИ поднимали желтую пену, картинно заламывая страницы: «Куда смотрит милиция?!» Начальство разрывало на себе лионские кружева, требуя результатов. А какие могут быть результаты, если люди просто выходили ненадолго из дому и исчезали? И никто ничего не видел, не слышал и не знал.

Господи, прости и помилуй нас, грешных!

Глава 11

Бледный, небритый, неухоженный и задумчивый, оперуполномоченный Стороженко лежал на смятой казенной постели в седьмой палате хирургического отделения городской больницы. Напротив него, словно отражаясь в кривом зеркале, стоял высокий, красивый, холеный старший опер Антон Голицын в небрежно наброшенном поверх дорогого спортивного костюма халате.

— У тебя, Сережа, был выбор. Или как я, или как Крот. Ты выбрал Крота. Так о чем мы грустим?

— Понимаешь, Антон, и первая, и вторая модель по-своему привлекательны. Мне сначала хотелось опуститься на самое дно, чтобы на личном опыте убедиться, что лучше вверх, чем вниз. Я думал сначала нырнуть поглубже, а потом воспарить повыше.

— Да расслабься ты, Серый, язва — это не смертельно. Отец — опытный хирург, все будет хорошо.

— Да брось ты, Антон. Ты сам-то веришь тому, что говоришь? Три года жратвы всухомятку, ежедневных пьянок по случаю удачного задержания, быстрого раскрытия, очередного звания или взыскания. А сколько нашептала погода?.. Хорошая — повод, плохая — грех не напиться.

— Да что ты, Серый, как баба, сопли распустил? Тебя послушать, так все менты не красные, а синие. Нет, мы — красные, а синька — это так, для колорита, для форсу ментовского, что ли. Ладно, побегу, мне еще с невидимыми и потусторонними силами встречаться. Ну, пока, выздоравливай.


Белка взрослела, бурела и матерела не по дням, а по часам. Детство и юность, проведенные в условиях экстрима, наложили тяжелый и уродливый отпечаток на ее характер.

Чем красивее и совершеннее год от года становилось ее тело, тем чернее и уродливее делалась ее ни в чем не повинная душа. Лишенная, как и все сироты, родительской заботы, защиты и тепла, она сполна узнала, что такое человеческая подлость, предательство и обман.

Самым жестоким и коварным извращенцем в детдоме был завхоз. С виду обходительный, добрый и интеллигентный, в сексе он был отъявленным садистом. Ему нравилось, когда девочкам было больно. Днем он ходил по детдому, исполняя свои непосредственные обязанности, и при этом щедро раздавал направо и налево сладости, которыми были набиты огромные карманы его халата. А ночью он засовывал в половые органы девочек всякие разные предметы. И еще он любил тушить окурки о маленькие чувствительные соски. Одна тринадцатилетняя девочка, беженка из Закавказья, которую он изнасиловал в первую же ночь по прибытии ее в детдом, через несколько часов выбросилась из окна и разбилась насмерть. Другая умерла то ли от потери крови, то ли от заражения, когда он порвал

Добавить цитату