— Как — в шестьдесят пятом?! Ведь изначально речь шла о шестьдесят седьмом! — негромко возмутился нокаутированный новостью Борис Черток. — Мы сможем стопроцентно подготовить «Восход-2» только к шестьдесят седьмому! Почему перенесли сроки?!
— Потому что американцы перенесли дату своего полета, — пояснил генерал Каманин. — Теперь они планируют выйти в открытый космос раньше нас. И допустить мы этого не можем.
Судя по всему, Королев тоже был не согласен с таким жестким переносом сроков полета. Приказ свыше он принял и готов был его выполнить, но… здравый смысл все равно противился.
— А допустить старт в космос неготового изделия с буквами «СССР» на борту можно?! — негромко возразил он, ткнув карандашом в улыбающиеся фотографии Беляева и Леонова. — Обосраться перед всем миром можно, получив два героических трупа вместо живых космонавтов?!
Когда Королев сердился, его ближайшие соратники Раушенбах и Черток предпочитали помалкивать. Каманину тоже нечем было ответить на реплику Главного.
Лишь один Феоктистов робко проговорил:
— Корабль мы подготовим со всей возможной тщательностью. Но времени, Сергей Павлович, слишком мало…
— Два корабля! — перебил тот. — Первый — для испытаний. Назовем «Космос-57» и отработаем на нем все возможные ошибки. Затем уж полетит «Восход-2».
— Постойте, — решил вмешаться Раушенбах, — но даже если мы успеем построить два корабля, то «Восходу» придется стартовать буквально следом за «Космосом-57»! На устранение выявленных проблем практически не останется времени. Не понимаю, как мы можем гарантировать надежность всех систем…
— Значит, Борис Викторович, отработаем максимум нештатных ситуаций и будем надеяться на людей. Слава богу, у нас два лучших пилота, — сказал Королев и, успокоившись, опять посмотрел на фотографии космонавтов.
* * *Борис Викторович Раушенбах считался одним из основателей советской космонавтики, ближайшим соратником Королева.
Начинал он с юных лет столяром-сборщиком на Ленинградском авиационном заводе № 23. В 1932 году поступил в военизированное учебное заведение — Ленинградский институт инженеров гражданского воздушного флота. Одновременно с учебой увлекался планеризмом. В летнее время ездил в крымский Коктебель, где и познакомился с Королевым. Затем переехал в Москву и устроился в Ховринский институт № 3, в отдел, которым руководил Сергей Павлович.
Позже случился арест Королева, эвакуация института в Свердловск, депортация с другими немцами в трудовой лагерь…
Из поселения (а фактически из ссылки) его спас Мстислав Келдыш, добившийся вызова Раушенбаха в Москву — в Ракетный научно-исследовательский институт.
В 1949-м Борис Викторович защитил кандидатскую диссертацию, в 58-м — докторскую. Уже будучи профессором, он занялся новой темой — теорией управления космическими аппаратами. И преуспел в этом деле. Благодаря разработанным Раушенбахом системам управления была впервые в истории сфотографирована обратная сторона Луны. И в этом мы тоже опередили американцев.
Позже он принимал участие в теоретической подготовке космонавтов, читая им лекции по готовой системе управления корабля «Восток». Она, по сути, оставалась неизменной и для последующих космических кораблей типа «Восход» и «Союз» — управление вокруг центра масс и управление центром масс. Простая схема, потому и гениальна. От космонавтов требовалось сориентировать корабль и заблаговременно раскрутить гироскопы.
«Очень обаятельный, мягкий, удивительно разумный человек» — так отзывалось о нем абсолютное большинство космонавтов.
* * *Над военным аэродромом города Энгельса Саратовской области равномерно стрекотал «Ан-2». В кабине сидели Беляев с Леоновым, одетые в летные комбинезоны. На головах были шлемофоны, за спинами — основные парашюты, на груди — запасные.
Павел дремал, Алексей глядел по сторонам.
Осмотрев скромное убранство «салона» и не отыскав ничего интересного, он уставился на командира.
— Паш, у тебя на фронте сколько боевых вылетов было? — толкнул он его в бок.
— Один, — неохотно ответил Беляев.
— А если серьезно?
— Отстань, Лёш…
Но отделаться от любопытного Алексея было не так просто. Спас пилот «кукурузника».
— Подходим к точке! — крикнул тот из пилотской кабины. — Впереди грозовой фронт — ветер усиливается!
— Сколько? — спросил Павел.
— Двенадцать метров в секунду. Возвращаемся?
Немного подумав, Беляев кивнул:
— Да!
— Ты чего?! — азартно возразил Леонов. — Давай с ветерком!
— С таким ветерком только один прыжок из десяти выходит без последствий. На… — достав из кармана спелое яблоко, Беляев протянул его товарищу.
— А в космосе тоже заднюю дадим?
— В космосе, Леша, другие инструкции.
— А ты знаешь, почему именно нас выбрали, а не кого-то другого?
Павел удивленно поглядел на Алексея:
— Я пока не думал по поводу этой схемы.
— Ответ же очевиден! Чтоб мы решали там трудновыполнимые задачи, понимаешь?
— Ешь яблоко. Оно вкусное.
Мотнув головой, Леонов сунул его в карман.
— Дома съем.
И, встав с откидного сиденья, направился к двери.
— Леш, ты не понял — мы сейчас не прыгаем, — решил остановить его командир.
— Кто сказал?
— Инструкция!
У обоих за плечами была служба в Военно-воздушных силах и десятки тренировочных прыжков с парашютом. Но в такую непогоду ранее прыгать не доводилось, и сейчас обоими овладел страх — обычное в таких случаях явление. Алексей понимал: единственный способ победить этот страх и навсегда от него избавиться — совершить прыжок.
— А на войне ты тоже всегда действовал по инструкции? — обернувшись, посмотрел он на Павла.
И, распахнув дверь, прыгнул в непогодную серость.
Вздохнув, Беляев тоже поднялся с откидного сиденья.
— Влад, закрой за мной дверь! — бросил он пилоту.
И сиганул в неизвестность следом за Леоновым.
* * *В соответствии с заданием тренировки купол парашюта в данном прыжке надлежало открыть с задержкой.
Беспорядочно кувыркаясь, Алексей пролетел вниз несколько сотен метров. Затем, раскинув руки и ноги, стабилизировал и замедлил падение. Мимо проносились клочки рваных облаков.
«Он наверняка прыгнул следом за мной!» — подумал Леонов и стал крутить головой в поисках товарища.
Беляев покинул самолет на несколько секунд позже и оказался в более сложной ситуации. «Ан-2» во время его прыжка проходил сквозь мощную облачность; сильные воздушные потоки закрутили Павла и мешали сгруппироваться. Ветер и дождевые капли больно хлестали по лицу, сбивали дыхание.
Пробив одно облако, Беляев сориентировался и замедлил вращение тела. Но полностью упорядочить полет не успел — сбоку ударил плотный поток ветра. Высота таяла, но раскрывать купол парашюта, не стабилизировав положения тела, было опасно.
Он уже отчаялся бороться с ужасающими порывами ветра, как вдруг сбоку мелькнула тень, а за руку его кто-то схватил.
Это был Леонов, сумевший отыскать его в сумасшедшей круговерти. Он помог принять правильное положение, сам нащупал на подвесной системе кольцо основного парашюта и дернул его.
Ранец на спине раскрылся, купол распрямился и стал наполняться. Беляева резко дернуло — лямки системы впились в тело.
Алексей не стал медлить — высота не позволяла расслабляться — и тоже раскрыл свой парашют.
«Ну слава богу», — успел подумать он, осмотрев белевший над ним исправный купол.
И вдруг снова увидел товарища. Павел снижался на приличной скорости, траектория его полета проходила рядом. Еще через секунду Леонов понял, что он в опасности: из-за спутанных строп снижение было неуправляемым и слишком быстрым; парашют подчинялся только порывам бушевавшего ветра.
— Паша! — крикнул Леонов.
— Что? — донеслось снизу.
— Приготовься, Паша — земля близко!
— Знаю!
— Ноги! Ноги, Паша! Держи