Петька, спотыкаясь о кочки, подбежал к тому месту, где только что плавала птица, и стал внимательно рассматривать противоположный берег канавы… Чирка нигде не было, он как будто ушел под воду.
– Подранок – спрятался, – хмыкнул Петька. – Хрен его теперь найдешь – забился!
Подошел Илья:
– Ну что?
– Да ничего – вон там где-то!
– А если палками?
Когда на ту сторону канавы полетели под берег палки, чирок, испугавшись, выдал себя: юркнул под воду, но, видимо, ослабев, тут же высунул из воды голову.
– Вон, вон он!.. А вода-то ледяная!..
– Не бросать же!.. Пропадет…
Петька стал раздеваться.
– Смотри – по-быстрому, мошка пошла…
Раздевшись догола, Петька плюхнулся в холодную воду бочажка и, не достав ногами дна, поплыл на другую сторону, тяжело отдуваясь от леденящей все тело воды. Схватив еще живого чирка, он кинул его через бочажок Илье. Чирок камнем перелет через канаву и упал на кочки.
Петька переплыл назад бочажок, выскочил на берег и, приплясывая от холода и укусов успевшей уже облепить его мошкары, по-быстрому стал натягивать на себя одежду.
– Петька, давай!.. Мошка пошла! – заторопил Илья связчика, медленно копающегося с одеждой, и в его голосе, как показалось Петьке, послышалась тревога.
– Ну и что?! – удивленно протянул он.
– Как что – вечер! А тут еще, смотри, куда зарюхались – сплошное болото!..
– Давай, Петька, за мной! – крикнул уже на бегу Илья, пустившись трусцой вниз по течению ключа.
Петька подхватил свое снаряжение, тоже пустился бегом за Ильей, все еще не понимая, зачем надо бежать.
– Ты еще всего не знаешь? – крикнул Илья на бегу. – Глянь назад!..
Петька на секунду обернулся и увидел за собой огромный клубок вьющейся мошкары, которая, не отставая, постепенно накапливалась.
– Сейчас она нам даст жару! – крикнул Илья. – Перебежками, только перебежками…
Они перешли на быстрый шаг, чтобы отдохнуть, и сразу же мошка, раззадоренная запахом пота, полезла в мельчайшие отверстия накомарников, стала набиваться в сапоги, карманы, облепила их, полезла во все щели одежды…
Илья и Петька снова побежали трусцой. Однако по кочкам и со снаряжением здорово не разбежишься. И вскоре они снова перешли на скорый шаг, затем снова побежали.
– Часа три будет – потом спадет! – прохрипел Илья, стараясь как-то поддержать связчика.
– Так это ж вахта… у нее… только-только началась!.. Меня на три часа не хватит… Да еще по этим… стервозным кочкам!.. Я уже концы отдаю!.. А ты мне – три часа!.. Тут того и гляди… сковырнешься на полном скаку… Или наскочишь на сук, как на… Она же тогда, падла, сожрет!..
– Ничего, крепись! Скоро кончится!..
– Да, кончится! – прохрипел Петька. – Только как?! – вдруг начал он распаляться, чувствуя, что в нем поднимается злость на связчика, на этого молокососа, который завел его куда-то, а теперь утешает, предлагая потерпеть в этом никому не нужном марафоне. – Ты куда, начальник, завел?.. Я не хочу здесь подыхать вместе с тобой ради твоих… вонючих камней!.. На… они мне сдались!..
– Потерпи, Петька, потерпи!
– Что ты заладил – потерпи да потерпи! – вспылил Петька. – Куда завел, паскуда!.. Скажи… Куда!..
– Поменьше говори, Петька, – дыхание собьешь! – прохрипел Илья, понимая, что сейчас лучше ничего не говорить, чтобы не заводить ослабевшего связчика.
– Ты что примолк?! Язык в задницу ушел?! Вот я понесу тебя сейчас по этим кочкам!.. Маму… всю жизнь вспоминать будешь! – старался Петька вывести из равновесия бегущего впереди своего молодого и более сильного связчика, размазывая при этом по лицу пот, смешанный с кровью бесчисленной раздавленной мошкары, набившейся под накомарник.
Его раздражало упорство и терпение этого молокососа, как он уже давно мысленно называл про себя Илью, который ничего не видел в жизни, так как не хлебал лагерную баланду, не выносил парашу, с хервой не жил, а ведет себя так, как будто он выше его – Петьки. И он, пожалуй, успокоился бы, если бы Илья вспылил, начал кричать, материться – в общем, вести себя так, как обычно вели себя все лагерные в таких ситуациях. А вот этого молчаливого упорства он понять не мог, но чувствовал, что в чем-то Илья сильнее его, и из-за этого в нем стала подниматься на него злость, и он знал, что сорвется, как уже часто случалось в его жизни, и наломает такого, что потом придется бежать из этих краев…
От застилающего глаза пота, накомарника и злобы на напарника у Петьки застучало в висках. Он перестал различать мелькающие под ногами кочки и, зацепившись за одну, рухнул во весь рост на землю. Туча мошкары тут же спикировала и накрыла его.
Однако упал он удачно и даже не зашибся, а только зашелся такими матерками, что бежавший впереди Илья остановился, затем подбежал к нему.
– Ты что, Петька! Цел?!
– Да иди ты на… Цел, цел! – раздраженно закричал Петька, поднимаясь с земли. – Давай дуй, что стал! – зло выкрикнул он в лицо Илье, стоя против него, покачиваясь и тяжело дыша.
Илья повернулся и побежал дальше, поняв по шуму шагов за спиной, что Петька пристроился к нему сзади. Бежал он ровно, стараясь не сбивать дыхания, однако по кочке это не удавалось. Поэтому он, понимая, насколько сейчас тяжелее Петьки, с его изношенным пьянками организмом, изредка, мельком оборачивался назад, чтобы посмотреть как дела у связчика.
Петька же страдал, но еще двигался, с хрипом втягивая воздух, а вместе с ним и вездесущую мошкару. О том, что Петька заглотил очередную порцию мошки, Илья узнавал по отхаркиванию и матеркам, раздававшимся сзади…
Эти постоянные повороты и забота о напарнике подвели Илью. Оглянувшись на бегу в очередной раз, он зацепился за что-то, грохнулся грудью на кочку и затих.
Бежавший за ним Петька набежал на него, остановился и удивленно посмотрел на неподвижно лежавшего связчика.
Туча мошки, летевшая за ними, накрыла их обоих.
Немного постояв над Ильей, покачиваясь из стороны в сторону и глядя на него отупелыми налитыми глазами, Петька зачем-то снял с него карабин, закинул его себе за спину, зашелся в кашле от проглоченной мошкары, которую, дохнув, втянул, кажется, до самых легких, повернулся и побежал дальше, не оборачиваясь и больше не поглядев туда, где остался лежать Илья.
Через полчаса бега той же трусцой он выбежал к месту впадения канавы в речушку, на которой далеко вверху стоял их палаточный лагерь. Здесь канава внезапно исчезла, вылившись в широкую долину речушки с открытыми пологими галечными берегами. И эта перемена была такой неожиданной, что он, выбежав на галечник, удивленно уставился на речку, не соображая, что же делать дальше.
В просторной, продуваемой ветром долине мошка исчезла, как по мановению волшебной палочки. Ее сдуло холодным ветром, который тянул с вершин хребта, покрытых снеговыми шапками и виднеющимися далеко вверху речушки, в той стороне, где стоял их лагерь.
Тяжело дыша, Петька подошел к воде, плашмя упал