— Ну… Не так вот оно прям было. Я ж как рыба молчал, хоть целый день в карцере и просидел. А потом мне сыскарь и сказал по секрету, что тебя вроде как застрелили. И что нас всех отпустят, если… — Петропавловский отодвинулся на стуле и чуть втянул голову в плечи, будто ожидая от меня то ли ругани, то ли удара. — Ты уж прости, Вовка. Виноват я перед тобой, получается. Если бы знал, что ты живой, то никогда…
— Да ладно, теперь то уж чего. — Я махнул рукой. — Виноват, не виноват… Лучше скажи — ты сам то не веришь, что я и есть колдун?
— Да в жизни бы не поверил, вот те крест! — В голосе Петропавловского на мгновение прорезалась обида. — Я и Фурсову, и нашим всем сразу сказал — не может такого быть, чтобы наш Вовка этим гадом оказался!
— А я и не оказался. — Я снял самовар с примуса и поставил на стол. — Только теперь на меня сыскари всех собак повесили.
— Так это, получается, что и царя Александра… тоже он? — догадался Петропавловский. — А ты знаешь, кто это на самом деле⁈
— Знаю, — вздохнул я. — Только не скажу пока, а то ты и двух дней не проживешь. Вас и так наверняка пасут всех, что твоих баранов.
— Верно, Вовка… — тихо охнул Петропавловский, поднося руки ко рту. — Там ведь во дворе шпик дежурит, в дворника одетый!
— Видел уже, — усмехнулся я. — Не волнуйся, я к тебе так, огородами пробрался. И искать меня никто не будет.
Петропавловского явно подмывало спросить, откуда такая уверенность, но он так и не решился. Вместо этого вскочил и принялся суетливо разливать по чашкам чай, расплескивая кипяток чуть ли не на весь стол.
— Да не мельтеши ты. Теперь уж нам торопиться некуда. — Я вытер лужу рукавом. — Только девицу свою отправь подальше, чтобы не болтала лишнего… И сам не болтай.
— Могила, — пообещал Петропавловский. — А ты что вообще делать-то теперь собираешься, Вовка?
— Обедать. — Я уселся ровнее и многозначительно покосился на кастрюлю на подоконнике. — А потом — обедать еще раз.
Глава 5
Затвор лязгнул. Хищно, нетерпеливо и чуть глухо — я положил чуть больше смазки, чем обычно. Но так даже лучше: там, куда я отправляюсь, любая осечка или заклинивший в стволе патрон могут стоит жизни. До изобретения солидола оставалось еще лет двадцать, но и купленный в оружейном магазине за углом немецкий «Баллистол» тоже был неплох. Излишки понемногу сотрутся об одежду через час или два пути, так что перестараться я не боялся.
Винтовку, как и ту самую кашу, маслом не испортишь.
— И далась она тебе, княже. — Петропавловский щелкнул ногтем по прикладу. — Взял бы лучше немецкий карабин. Или американский.
Я молча помотал головой. Не объяснять же товарищу, что при всем уважении к зарубежным оружейникам, я бы не променял творение Сергея Ивановича Мосина на на один из ныне существующих образцов. Мы с «трехлинейкой» вместе прошли две мировых войны и бессчетное количество заварушек поменьше. И пусть в этом мире конструкция чуть отличалась от привычной, альтернатив я не искал.
Закончив с винтовкой, я положил ее на стол к остальному арсеналу. «Наган», нож и небольшой топор. Все самое простое и надежное, то, что прослужит две недели или даже целый месяц без особого ухода — вряд ли у меня найдется время ковыряться с оружием. Полсотни патронов, смена белья, вещмешок, плащ, легкое шерстяное одеяло, компас… если он вообще будет там работать. Фляга с водой, спички, сухари, сушеное мясо, соль и прочая мелочевка.
Только самое необходимое. И ровно столько, чтобы унести на себе, не теряя в подвижности. Очень может быть, что мне придется изрядно побегать и по городу, и даже за его пределами — в том случае, если мой старый товарищ предпочитает не сидеть на месте. Поиски могут занять немало времени, и будь у меня его побольше, я бы, пожалуй, постарался тайком снарядить полноценную экспедицию. После моих похорон жандармы наверняка устроили основательную чистку, однако в Петербурге еще остались отчаянные храбрецы, которые умеют не болтать лишнего и за деньги пойдут куда угодно.
Даже если их поведет мертвец.
Но я не собирался ждать. Сильный Владеющий, да еще и восставший из могилы — не то шило, которое можно хранить в мешке вечно. Стоит мне начать действовать, как колдун сообразит, что не довел дело до конца — и во второй раз уже не ошибется. На его стороне сейчас доверие наследника престола, запредельный авторитет и вся мощь полицейской машины и отдельного корпуса жандармов.
На моей — только Фурсов с Петропавловским. Я бы, пожалуй, рискнул связаться и с Горчаковым, однако его светлость просто исчез. Ходили слухи, что его даже арестовали и день или два держали в Петропавловской крепости, но потом все-таки отпустили. Видимо, новоиспеченный император Иван опасался разозлить столичную знать и воздержался от решительных действий. Во всяком случае, до коронации.
В общем, расклад выходил так себе. И пусть пока я официально пребывал на глубине трех аршинов под землей и мог спокойно разгуливать по Петербургу с минимальной маскировкой, рано или поздно вступить в игру все равно придется — и к тому времени неплохо бы обзавестись хотя бы парочкой козырей.
— Отлежался бы еще, Вовка, — тоскливо проговорил Петропавловский. — В гроб и то краше кладут, а ты невесть куда собрался… А сам еле ходишь!
На мгновение я даже подумал последовать совету. Я вошел в эту квартиру позавчера — грязный, хромой, со сломанными ребрами, единственным рабочим глазом и повязкой чуть ли не на половину лица. Крепкий сон и сытная трапеза по пять раз на дню сделали свое дело, однако даже мое прежнее тело едва ли смогло бы полностью вылечить такие раны за неполные трое суток.
А это справилось — вопреки и ожиданиям, и даже известным мне законам бытия. Будто схватка с колдуном каким-то образом спровоцировала рывок некоторых способностей до былого уровня, а кое-где даже выше. Пока я едва ли смог бы выдать заклятие или ритуал высшего ранга, однако физические возможности впечатляли. Ребра еще слегка ныли, зато оба глаза теперь видели не хуже прежнего, а дырки в груди и черепушке заросли… Еще немного, и тело восстановится полностью и, похоже, даже станет сильнее и крепче. Впрочем, неудивительно: этот мир определенно куда богаче энергией, а работа Таланта в предельном, форсированном