Мишель продолжала в нерешительности топтаться на месте. Однако взгляд пронзительных чёрных глаз, коршуном метнувшийся к ней, заставил оробевшую гостью сдвинуться с места.
Через окутанный сумраком холл Беланже проследовала за колдуньей в гостиную. Мари Лафо шла бесшумно, её широкие бёдра в пышной, расчерченной разноцветной полоской юбке плавно двигались из стороны в сторону, словно покачивающаяся на волнах лодка. Мишель про себя отметила, что мадам Лафо была необычайно хороша в этом наряде, яркие цвета ещё больше подчёркивали её экзотическую красоту. Под ультрамаринового цвета блузой, перехваченной на талии широким зелёным поясом, колыхалась пышная грудь, не знавшая корсета. Голову жрицы вуду украшала чалма, какие носили все темнокожие женщины Юга.
Колдунья опустилась в кресло, и Мишель услышала, как дружно звякнули золотые цепочки в вырезе её блузы. Они мягко поблёскивали в полумраке, разбавленном трепещущим пламенем свечей. Как и массивные серьги-кольца, оттягивавшие мочки ушей.
Так и не дождавшись приглашения устраиваться в соседнем кресле, Мишель всё же осмелилась опуститься на его краешек и замерла, чинно сложив на коленях ладошки, словно гувернантка, явившаяся по объявлению о работе. Девушка исподлобья поглядывала на колдунью, которая даже не удосужилась угостить её чаем.
Словно прочитав мысли гостьи, ведунья сказала:
— Я бы предложила тебе чаю, но ты ведь не затем пришла.
— Не затем, — согласилась Мишель и умолкла, не в силах проглотить застрявший в горле горький комок и поведать Мари Лафо о причине своего визита.
Горьким и одновременно приторно сладким был и запах, витавший в комнате. Казалось, всё вокруг — и стены, по которым причудливыми узорами расползались трещины, и мебель — были пропитаны ароматами трав и чем-то ещё. Чем-то, что заставляло Мишель морщиться и дышать через раз. Так и хотелось подскочить к окну, толкнуть ставни, покрытые растрескавшейся краской, и, перекинувшись через подоконник, жадно глотать ртом сырой ночной воздух.
«Как будто мертвечиной из-под пола несёт», — подумала девушка и в страхе поёжилась, опустив взгляд на скрипучие половицы.
— Мне нужно его имя, — нарушила затянувшееся молчание женщина и иронично вскинула широкие, изгибающиеся дугами брови.
— Но как… Как вы догадались? — поражённо прошептала девушка.
Колдунья усмехнулась:
— А зачем ещё, по-твоему, являются ко мне по ночам юные богатенькие мисс? Или проклясть соперницу, или приворожить возлюбленного. Что интересует тебя?
— Последнее, — одними губами пролепетала девушка.
— Имя!
Мишель вздрогнула от властного, резкого окрика и, вздохнув, призналась:
— Гален Донеган.
На какой-то миг лицо колдуньи застыло, и снова у Мишель возникло ощущение, что на неё смотрит не человек, а кукла. Нарядная, из тёмного фарфора, очень опасная кукла. Которая вдруг ни с того ни с сего принялась хохотать. Громко, смахивая брызнувшие из «стеклянных» глаз слёзы, не способная унять эту беспричинную вспышку веселья.
— Донеган? — всё ещё смеясь, с трудом выдавила из себя женщина. — Уверена, что хочешь приворожить этого… этого… ну, пусть будет, человека?
Мишель нахмурилась. Позабыв о своих страхах, требовательно спросила:
— Что вы имеете в виду?
— То, что некоторые люди будут пострашнее зверей.
Средняя Беланже тряхнула головой, отгоняя от себя непрошенное подозрение. Она слышала, что мистер Торнел, владелец самого крупного в графстве конного завода, их сосед, любил поколачивать жену. Да и на детей частенько поднимал руку. Но Гален — всегда такой учтивый, внимательный, обаятельный Гален, ни разу при ней не повысивший голос даже на раба(!) — уж точно не мог позволить себе такое варварское обращение с женщиной. Ударить? Нет!
— А, впрочем, такие, как ты, не выносят спокойной жизни. Вам подавай острые ощущения. Чтобы адреналин бежал по венам, горячили кровь страх и боль… — Мари Лафо хлопнула в ладоши, и почти сразу в гостиную явилась девочка в цветастом ситцевом платье, хорошенькая и ладная, похожая на эбеновую статуэтку. В руках рабыня держала поднос с вычурным бокалом тёмного стекла, над которым вилась тонкая струйка пара.
— Вы что-то говорили про боль? — окончательно сбитая с толку странными рассуждениями ведуньи, заикнулась было Мишель.
Девчушка приблизилась к гостье, вытянула руки, безмолвно предлагая ей забрать с подноса бокал. Пламя свечей отражалось в глазах маленькой прислужницы колдуньи.
— Любишь его? — вопросом на вопрос ответила жрица.
— Лю… блю, — поколебавшись с мгновенье, выдавила из себя Беланже.
— Тогда пей и ни о чём не жалей, — вроде как подбодрила её женщина, на самом же деле напугала и запутала ещё больше.
— А может, я лучше завтра приду? — Мишель затравленно покосилась на двери, мечтая оказаться как можно дальше от сумасшедшей колдуньи и её служанки, в глазах которой по-прежнему бесновалось пламя.
— Пей, — короткое слово-приказ отголосками наполнило комнату, закружило вокруг Мишель, проникло в сознание девушки.
А в следующее мгновение — она даже не успела понять, как так вышло, — подушечки пальцев обожгло горячее стекло бокала. Терпкая на вкус жидкость, плавя внутренности, полилась в горло. И, пока Мишель глотала раскалённый, точно лава, напиток, всё пыталась осознать, сама ли приняла решение его выпить. Или же так за неё решила колдунья.
Почувствовав слабость во всём теле, Мишель откинулась на спинку кресла и смотрела, до последнего, пока не сомкнулись отяжелевшие веки, на множащееся лицо маленькой рабыни. Губы её, будто нарисованные масляной краской, ещё не успевшей высохнуть, растянулись в жутковатой улыбке. До самых ушей, в которых болтались расписные бусины-серёжки.
Влево-вправо, влево-вправо…
Узоры на дешёвых деревянных украшениях стали последним, что запомнила девушка.
ГЛАВА 4
Перевёрнутой чашей небо накрыло землю. На блеклую луну, застывшую над крышей старого особняка, постепенно наползали тучи, поглощая её тусклый свет. И тем не менее Мишель жмурилась, от слепящих отблесков огня, обжигавшего веки. От мельтешащей перед глазами радуги: взметались в воздух цветастые юбки негритянок, шелестели разноцветные бусы. На бой барабанов наслаивались голоса.
Громкие, вибрирующие, острыми шипами они впивались в сознание. И, наверное, потому так сильно болела голова. И тело не слушалось. Не было даже сил зажать уши, пошевелиться. Не то что вскочить и бежать.
Из-под полуопущенных ресниц, балансируя между реальностью и беспамятством, девушка продолжала наблюдать за ритуальными движениями колдуньи и её служанок, за пляской огня, змеями извивавшегося над чёрными свечами.
Они смыкались впереди и позади колдуньи, образуя вокруг неё кольцо из пламени. Такие же чёрные, как и… — Мишель закричала, как ей казалось, во всё горло, на самом же деле не издала ни звука — оперенье у птицы, что крепко держала за лапы та самая маленькая служанка.
Не сумев отвернуться, Беланже зажмурилась. Не было сил видеть, как по земле стелются пугающие тени, отбрасываемые высокими мощными фигурами. Как, хлопая крыльями, отчаянно бьётся курица в руках жрицы, словно чувствует приближение смерти. Как кривое лезвие вспарывает птицу, и кровь, густая, тёмная, струясь по рукам ведьмы, наполняет чашу.
Мишель беззвучно застонала. Веки ни в какую не желали смыкаться. Тело и волю сковали