– Нам не о чем говорить, – пробормотал слуга.

– Раз ты примчался сюда, значит, есть о чем, – незамедлительно поставил его на место комиссар. – Интересно, а граф де Круассе в курсе твоих предыдущих подвигов на вилле той богатой американки, миссис Уорнер? Почему-то я думаю, что нет.

Виктор пытался храбриться, но выходило это у него плохо. На вид ему было лет тридцать пять или около того, и в его внешности не имелось ни одной черты, за которую мог бы зацепиться романист, привыкший писать своих героев широкими мазками. Ну, среднего роста, брюнет, гладко выбрит, с незапоминающимся лицом – одним словом, человек из толпы, а отсюда уже один шаг до вывода, что перед вами пустое место. Впрочем, комиссар Буало не имел привычки торопиться с выводами.

– Комиссар, я не брал ее чертово ожерелье… Вы же знаете, что она потеряла его в собственном доме! И его в конце концов нашли…

– Угу, нашли в том месте, которое я до того проверял, и никакого ожерелья там не было, – желчно усмехнулся комиссар, сощурившись. – Ты решил обокрасть старую даму, один или со второй горничной, плутовкой с голубыми глазками. А потом испугался, потому что пропажу слишком быстро обнаружили, и дал задний ход.

Виктор помрачнел. Руки его, лежащие на столе, дернулись так, словно он хотел сжать кулаки.

– Все эта проклятая старуха! – выпалил он злобным шепотом. – Она нарочно разбрасывала везде свои украшения… Нарочно говорила, что не помнит, где что лежит… Она просто издевалась над нами!

– И ты повелся?

Виктор опомнился, судорожно сглотнул.

– Не понимаю, к чему вы клоните, комиссар… Я уже говорил вам, что ничего не брал.

– Думаешь, граф тебе поверит, если я расскажу ему насчет миссис Уорнер?

Слуга не отвечал. По выражению его лица комиссар понял, что Виктор загнан в угол, и решил немного ослабить хватку:

– Впрочем, графу вовсе не обязательно знать про ожерелье, и я промолчу, если ты мне кое-что расскажешь.

– О мсье де Фермоне?

– Нет. О твоем хозяине.

Виктор явно удивился.

– Что он вообще за человек? – продолжал Буало. – Давай, Виктор. Я же знаю, что слугам все известно о тех, кто платит им жалованье. Все-все.

– Что, собственно, вас интересует? – сдался Виктор.

– Ну, допустим, какие у него были отношения с зятем?

– Плохие. Граф терпеть его не мог.

– Из-за того, что Морис дурно обращался с его дочерью?

– Нет. То есть да, и поэтому тоже. Но больше всего графу не нравилось, что Морис пытался вытягивать из него деньги. Вы, конечно, знаете, что месье жил на широкую ногу. Какое-то время состояния жены хватало, чтобы покрывать его увлечения, но потом начались трудности. Он послал жену к графу, чтобы она попросила у отца денег.

– И она на это пошла?

– Пошла, конечно. Он из нее веревки вил. Но граф – крепкий орешек. Денег не дал и указал дочери на дверь.

– Вот так, запросто?

– Ну да. Он и дочь не жаловал, если уж на то пошло.

– Почему?

– Она всегда держала сторону матери.

– Первой жены графа?

– Угу. Он женился молодым, еще до войны. Мадам Элен родила одного ребенка и решила, что с нее хватит. Потом граф ушел на войну – то есть тогда у него еще не было титула, это я его так называю. В его отсутствие супруга стала жить в свое удовольствие. И когда он вернулся, это мало что изменило.

– А где именно он воевал?

– Ну, я тогда у него не служил, знаю только в общих чертах. В штабе он не отсиживался, это точно. У него и награды какие-то есть, но он их никогда не носит. Да, вот что я вспомнил: в штабе оказался его старший брат Шарль, который должен был унаследовать титул, а Робер попал на передовую. Только вот Шарль погиб при авианалете бошей[2], а младший брат отделался в боях легким ранением или контузией, не помню точно… Трусом он не был, это все говорят. Через несколько лет после того, как война кончилась, старый граф умер, и мсье Робер оказался единственным наследником.

– Он разъехался с женой?

– Нет, они продолжали жить в одном доме. Говорят, на этом настояла мадам Элен. Ей нравилось быть графиней, хотя, конечно, она уверяла, что думает не о себе, а только о дочери. Надо отдать мадам должное – она умела соблюдать внешние приличия и любовников своих не афишировала. Кстати, знаете, что граф сделал, когда она умерла? На похоронах подошел к ее последнему поклоннику и с одного удара сломал ему челюсть. Все были шокированы – он казался таким… таким…

– Сдержанным? – подсказал Буало, припоминая замкнутое лицо графа, сосредоточенный взгляд светлых глаз и тонкие губы, стянутые в нить.

– Это для меня слишком мудреное слово, мсье комиссар. Во всяком случае, никто от него не ожидал ничего подобного.

– Он так любил свою жену?

– Мадам Элен? Ну…

За последним коротеньким словом стояла сложная смесь чувств – сомнение, удивление, вопрос, обращенный в прошлое – а впрямь, любил ли?

– Нет, конечно, – сам себе ответил Виктор. – То есть… я хочу сказать… тут уж не в любви дело, наверное, а в привычке. В молодости, надо думать, он ее любил. Потом, после войны, да еще когда узнал о ее изменах… Ну, вы сами понимаете. И все-таки после ее смерти он себе места не находил. Я тогда первый раз