(Крестный душераздирающе вздохнул, и я испугался, что это судорога перед скорой кончиной.)
Данцелот: Когда через три часа, я снова взялся за чашку, она была еще до краев полна, но кофе совсем остыл. Но для чтения мне три часа не понадобилось, хватило пяти минут, — остаток времени я, наверное, сидел без движения, с письмом в руках, стараясь оправиться от потрясения. Содержание так меня поразило, как способно только прямое попадание камнем из катапульты.
(На короткое мгновение у меня мелькнуло неприятное воспоминание о том времени, когда Данцелот считал себя шкафом, набитым запыленными очками, а после, признаю, мне пришло в голову нечто неслыханное. И вертелось у меня в голове буквально следующее: «Надеюсь, он не даст дуба, прежде чем расскажет, что было в том треклятом письме». Нет, я не думал «Не оставляй меня!» или «Ты должен жить, крестный!» или еще что-то в таком духе. Нет, это была лишь приведенная выше фраза, и мне до сих пор стыдно, что в ней есть словосочетание «дать дуба».
Схватив меня за запястье, Данцелот зажал его словно в тиски, потом приподнялся и уставился на меня широко открытыми глазами.)
Данцелот: Последние слова умирающего… и он жаждет поведать тебе кое-что сенсационное! Запомни этот прием! После такого никто книгу не бросит! Никто!
(Крестный умирал, и в это мгновение для него не было ничего важнее, чем обучить меня этому тривиальному фокусу балаганных писак, — вот оно служение литературе в самом трогательном его совершенстве. Я взволнованно зарыдал, а Данцелот ослабил хватку и вновь упал на подушки.)
Данцелот: Рассказ был коротким, от силы десять рукописных страниц, но я никогда, понимаешь, никогда в жизни не читал ничего замечательнее.
(Многие годы Данцелот был отличным читателем, вероятно, самым прилежным в Драконгоре, тем большее впечатление произвели на меня его слова. Мое любопытство возросло стократно.)
Я: Что там было, Данцелот? Что?
Данцелот: Слушай внимательно, мой мальчик, у меня уже не осталось времени, пересказывать тебе ту историю. Письмо лежит в первоиздании «Рыцаря Хемпеля», которое я хочу тебе завещать вместе со всей моей библиотекой.
(Так я и думал! На глаза мне вновь навернулись слезы.)
Данцелот: Я знал, что ты не слишком жалуешь этого классика, но могу себе представить, что однажды Одакропарь тебе полюбится. Все дело в возрасте. Полистай его как-нибудь на досуге.
(Это я пообещал, храбро кивнув.)
Данцелот: Но одно хочу тебе сказать: эта история была написана так совершенно, так безупречно, что просто перевернула мою жизнь. Я тут же решил оставить художественную литературу, ибо никогда не смогу создать чего-либо, хотя бы приблизительно похожего. Если бы я никогда не читал того рассказа, то и дальше руководствовался бы своими расплывчатыми представлениями о высокой литературе, ценной приблизительно так же, как сочинения Грифиуса Одакропаря. Я никогда бы не узнал, как выглядит совершенное художественное произведение. Но я держал его в руках. Я признал свое несовершенство, но сделал это с радостью. На покой я ушел не по лености, не из страха и не по каким-либо иным низменным мотивам, но из смирения перед истинным величием. Я решил посвятить мою жизнь ремесленным аспектам литературного мастерства. Держаться того, что возможно описать. Ну, ты сам знаешь: синекочанная капуста.
(Крестный выдержал долгую паузу. Я уже было подумал, что он умер, но тут он продолжил.)
Данцелот: А потом я совершил величайшую ошибку моей жизни: я написал этому юному гению письмо, в котором посоветовал отправиться со своей рукописью в Книгород, чтобы там искать издателя.
(Данцелот снова тяжело вздохнул.)
Данцелот: На том наша переписка оборвалась. Больше я о нем никогда не слышал. Вероятно, он последовал моему совету и по пути в Книгород погиб или попал в руки разбойникам с большой дороги или демонам кукурузы. Мне следовало поспешить к нему, взять его под свое крыло, а я что сделал? Послал в Книгород, в логово львов, в город, где полно людей, наживающихся на литературе, стяжателей, стервятников и кровопийц. В город издателей! Все равно что послать его в Вервольфов лес с колокольчиком на шее!
(Крестный захрипел, точно захлебывался кровью.)
Данцелот: Надеюсь, что, воспитывая тебя, мой мальчик, я сумел исправить все то, в чем ошибся с ним. Я знаю, ты способен стать величайшим писателем Замонии и однажды ты обретешь Орм. А в этом тебе очень помог бы тот рассказ.
(Данцелот еще цеплялся за старое суеверие про Орм, некую мистическую силу, которая наполняет избранных сочинителей в мгновения величайшего вдохновения. Мы, молодые и просвещенные писатели, потешались над этой устарелой абракадаброй, но из уважения к крестным воздерживались от циничных замечаний об Орме. Но не когда были среди своих. Я знаю сотни шуток и анекдотов про Орм.)
Я: Обязательно, Данцелот.
Данцелот: Но не поддавайся страху! Потрясение, которое тебя ждет, будет ужасным! Всякая надежда тебя оставит, ты испытаешь искушение вообще отказаться от литературной стези. Возможно, тебе придет в голову мысль расстаться с жизнью.
(Он что, заговаривается? Ни один текст на свете не способен так на меня подействовать.)
Данцелот: Ты должен будешь преодолеть этот кризис. Отправляйся в странствия! Объезди Замонию! Расширь свои горизонты! Узнай мир! Со временем шок преобразится во вдохновение. Ты почувствуешь потребность потягаться с этим совершенством. И однажды, если не опустишь руки, ты сумеешь стать с ним вровень. В тебе мой мальчик есть что-то, чем не обладает никто в нашей Крепости Слепых Червей.
(В Крепости Слепых Червей? Почему его веки затрепетали?)
Данцелот: И еще одно, мой мальчик, тебе надо запомнить: не в том дело, как начинается рассказ. И не в том, как он заканчивается.
Я: А в чем?
Данцелот: А в том, что происходит между началом и концом.
(Все годы жизни он таких банальностей чурался. Неужели рассудок его покидает?)
Я: Непременно запомню, Данцелот.
Данцелот: Почему же так холодно?
(В комнате было мучительно жарко, так как, невзирая на летнюю жару, мы разожгли для Данцелота большой огонь в камине. Он посмотрел на меня с мукой, в его глазах мне почудилось отражение торжествующего оскала смерти.)
Данцелот: Чертовски холодно… Неужели никто не может закрыть дверцу шкафа? И зачем там в углу черный пес? Почему он так на меня смотрит? Кто надел на него очки? Нечищенные, невытертые, немытые очки?
(Я перевел взгляд в угол, где увидел лишь одно живое существо — зеленого паучка, который застыл в своей паутине под потолком. Данцелот тяжело вздохнул и навсегда закрыл глаза.)
Письмо
В следующие дни