Лютые морозы, стоявшие почти весь январь, отступили, уступив место снегопадам и метелям. На улице было настолько бело, что при неярком еще солнышке, пробивавшемся сквозь облака, глаза все одно совсем открыть было нельзя. Щурились люди, красотищу такую оглядывая, отчего морщинки от глаз лучиками рассыпались, теряясь в седых висках нестриженых голов. Николай Егорович вышел на крыльцо своего дома. Его дом, поставленный над рекой, на крутом яру, был как сторожевая башня. Далеко и вниз, и вверх по течению просматривалась с этого крыльца река. Сейчас, покрытая метровым льдом, она была единственной дорогой, по которой можно попасть в это селение. Николай Егорович всматривался в даль. Он ждал, сегодня должны были собраться его дети – четыре сына и три дочери. Все уже взрослые, вставшие на ноги, с семьями, внуками и правнуками, которых Николай Егорович не то чтобы по именам запомнить, уже и посчитать-то толком не мог. Было раннее утро, свежевыпавший ночью снег стер признаки дорожной колеи на льду, бескрайняя снежная равнина была чиста и ничем не перечеркнута. Небо очищалось от облаков, обещая небольшое похолодание. На лед с края деревни вышла группа мужиков. Они, вытянувшись цепочкой вдоль берега по течению реки, быстро стали бурить лунки, кто-то раскладывал сети. Рыбаки, сейчас сети поставят, а к вечеру протрясут, и, глядишь, все село будет вечерять со свежей рыбкой на столе. Река богата на это живое серебро, чем и покорила когда-то таежную душу Николая Егоровича. Красотой берегов своих да рыбкой, из которой Варвара Петровна, жена его, просто чудеса готовила. Она, родив семерых ребятишек, стала еще краше. Она была счастливой женой и счастливой матерью, а это, несмотря ни на что, всегда делает женщину красивой. Варвара никогда не жалела, что вышла замуж именно за этого мужчину, одного-единственного на всю ее жизнь. А жизнь их не то чтобы не баловала, нет, она преподносила им такие испытания, о которых и вспоминать-то страшно. Они и не вспоминали. Многое забыли, но кое-что помнили всегда.

Зимой 1948 года они тайно уходили на севера, опасаясь преследования органов власти, которым, мягко говоря, не нравилось их желание жить по своему «уставу». Шли вчетвером: Николай Егорыч с женой Варварой и подростками еще Степаном и Еленой, ставшими им родными в силу обстоятельств, о которых в семье не вспоминали. У них были лошади, и на них везли все, что смогли взять из разоренной работниками НКВД деревни. Их не преследовали, но глубокая осень быстро переходила в зиму, а зима предстояла очень суровой. Самое плохое, что выпавший снег быстро скрыл землю и оставил коней без подножного корма. А овса и сена для них вообще не было. Еще немного, и кони просто пали бы от бескормицы. Спасла случайность.

В этот день похолодало, и они, после очень плохого ночлега, медленно, продираясь свозь таежные заросли, шли дальше. К полудню вышли к какой-то таежной дороге – разбитая до невозможности, но все-таки дорога. Остановились решать, как быть дальше. Сколько еще двигаться на север, было непонятно: река Дубчес, на берегах которой были староверские селения, несла свои воды где-то там, а если конкретно, то дороги туда никто из них не знал. Решили пока идти по этой дороге, она вела на северо-восток, возможно, встретится что-нибудь, где можно будет остановиться, переждать непогоду, отдохнуть.

К обеду они услышали в отдалении шум моторов. Остановились. Степка, с собакой по кличке Арчи, быстро сходил вперед и, вернувшись, сообщил:

– Там три грузовика на дороге, один развернуло поперек, ничего с ним сделать не могут. Ни взад, ни вперед, встали, там им не развернуться – узко и обрыв.

Николай со Степкой вместе пошли туда и вскоре увидели, как шоферы и их начальник пытаются тросами выправить застрявший грузовик. Но мокрый снег и подъем не давали возможности вытянуть его назад, а вперед, под уклон, вытягивать можно было, только объехав застрявший грузовик, что сделать невозможно. Когда Николай подошел, водители, забравшись в кабину одного грузовика, курили, согревая замерзшие от мокрого холодного железа руки. Их старший, как потом оказалось, нервно прохаживаясь туда-обратно около застрявшей машины, курил. Вероятно, он не знал, что уже и делать в такой ситуации.

Николай подошел ближе, и старший его наконец заметил. Он поднял на него взгляд, и Николай увидел чисто грузинское лицо начальника снабжения района Григория Ильича Симношвили.

– О! А это откуда вы такие? – удивленно спросил он.

– Из тайги, дядя, вижу, попали вы крепко, помощь не нужна? – ответил вопросом Николай.

Начальник посмотрел на молодого бородатого парня и подростка.

– А вы сможете помочь?

– А почему не помочь добрым людям, – ответил Николай.

Тем временем из кабины, увидев пришедших, вылезли шоферы и подошли к ним.

– У нас лошади есть, – сообщил Николай, – если вперед пройдем, то связкой, под гору, грузовик ваш они, думаю, легко развернут.

– Давай, дарагой! – только и сказал под одобрительные возгласы шоферов Симношвили.

Так и сделали. Через час грузовики уже стояли ровной колонной на дороге, готовые продолжить свой путь. А Григорий Ильич, увидев всю группу староверов, их поклажу на лошадях, усталые и настороженные лица, все понял и спросил у Николая:

– Можешь мне ничего не говорить, парень, чем я могу вам помочь?

– Лошадей кормить нечем, еще три-четыре дня – и они падут. На одной хвое и мхе больше не протянут, а овса нет. Забери у нас животину эту, жаль, ежели издохнут.

– А вы-то как? Далеко идти вам? Может, с нами в поселок, тут тридцать километров всего, и я вас пристрою, помогу, поверьте.

– Верю я вам, но не можем мы себя власти казать, никак не можем. Вера не позволяет, бежим мы от бесовщины подале. Лошадей заберите, они к нам в тайге прибились, и езжайте, а мы пойдем, может, зимовье какое найдем, перезимуем, нам это привычно. Припасов хватит.

– Есть, есть здесь недалеко старый скит, жили там ваши монахи, староверы, но уже лет пять, как его покинули, ушли, а скит-то цел, я по осени здесь рябчиков бил, набрел случайно. Там река изгиб делает…

Григорий Ильич тогда подробно рассказал Николаю, как пройти к тому скиту, даже подвез их на машинах до места, где от дороги ближе было до него добраться. Мало того, Симношвили, подумав, сказал, чтобы они на лошадях добрались до скита, разгрузились, а уже потом привели их к дороге, он дождется. До позднего вечера добирались до скита, разгрузили поклажу, и к утру Николай и Степка привели лошадей к дороге. Симношвили ждал.

– Так, мужики, мы этих лошадей у поселка на дороге нашли, откуда