2 страница
и вытащили обратно на свет божий.

— Слышь, парень, эй! — кто-то щелкал руками перед моим лицом. Я даже не успел наглотаться воды, поэтому не нуждался в откачивании.

— Артур! — кричал брат.

Глаза мерзко щипало от морской соли, но когда я разлепил их, то увидел незнакомого бородатого дядьку, который тряс меня, пытаясь привести в чувство. Ну, как бы, буквально. У него над головой висела черная, угловатая табличка, на которой ровно так и было написано. Читать я уже умел, поэтому никаких проблем разобрать надпись не возникло.

Незнакомый бородатый дядька — Уровень (смертный).

Такая же табличка висела и у Егора, только там было указано его имя. Да и у всех, кто стоял рядом и повернулся в нашу сторону, были такие штуки. В основном, на табличках незнакомых людей красовались названия вроде «Красноносый дед» и «Толстая тетка». Все нулевого уровня. Все смертные. Я и слова-то такого не знал. Мог только прочесть.

А еще, я понял, что у меня есть циферки. Почти как в Дьябле. Правда, везде были ноли, но это же логично. Я был еще совсем маленьким, но уже мог стать героем. Не терпелось всем рассказать. Надо было молчать в тряпочку, но кто же знал, как все будет?

Вот так я впервые столкнулся с ролевым синдромом.

Кстати, этого мужика отец благодарил изо всех сил, и позже мы узнали его как дядю Сашу, братана вообще и спасителя в частности. Со временем дядя Саша повадился ходить к нам домой, и особенно успешно подружился с мамой. Они потом так и остались жить во Владивостоке, когда отец увез нас с Егором в Питер. Но это уже другая история. Хоть и связанная с моим заболеванием.

Я до сих пор думаю, что мама использовала мои проблемы как повод, чтобы свалить к другому мужику, и при этом остаться в белом пальто. Она вообще такая, своеобразная женщина.

А меня ждали детские психологи и психиатры, которым я со временем научился врать, что никаких табличек не вижу, и никаких характеристик у меня нет. Отец сначала таскал меня по разным кабинетам, но никаких особых результатов это не приносило. Я врал, но в душе верил. А он, кажется, это подозревал.

В итоге с грехом пополам, они признали меня относительно здоровым, потому что было проще свалить все на невроз, чем понять что за херня происходит на самом деле. Да и осадок остался. Учителя обычно быстро узнавали о моих темных тайнах. В школах начинались проблемы, и я почти в каждом классе ходил в новую. Там заново приходилось бить морды всем, кто считал себя дофига остроумным. Имиджу моему это никак не способствовало.

Отец, считай, поставил на мне крест (хоть брат и вырос еще большим придурком, чем я). В армии такие дураки тоже не нужны. Военкоматский психиатр упорно предлагал лечь в больничку, но я как-то не стремился вступать в городскую сборную овощей.

Кое-как я поступил в универ, и закончил его, после чего пустился в путешествие по Великопрекраснонеобъятной. Занимался всякой ерундой. Строил дома, делал ремонт. Работал сторожем. Год отпахал на тракторе в каком-то унылом совхозе. Девки там были симпатичные, но уж слишком напористые в своем желании выйти замуж и стать многодетной матерью. А мне как-то не хотелось плодить шизиков и алкашей. Их у нас и так хватает, а стране, как известно, нужны герои.

Жизнь шла своим чередом, и ровно через двадцать лет после этого трагического события, я внезапно вернулся на то же самое место, где-когда-то упал в воду. Не знаю, наверное, подсознательно никак не мог избавиться от желания найти ответы.

Пытался заодно найти себя. Лазил по довольно странным уголкам интернета.

За годы, я успел много прочесть о ролевом синдроме. Общался с такими же несчастными как я (чаще всего, это оказывались тролли и обычные шизофреники). Повстречал кучу разнообразных дегенератов, окончательно разрушивших мою веру в человечество. Разговаривал с докторами и учеными. Какое-то время даже вел блог, пока не надоело беседовать с анимешниками, мечтавшими, чтобы я передал дар видеть всю эту хрень им.

Меня не отпускала идея встретиться с самим врачом, открывшим эту замечательную болезнь, но следы доктора Филимонова затерялись в веках. Может и не было его уже. Но если был, то он где-то здесь, в Приморье.

Но больше всего, я наверное, хотел просто осесть где-нибудь и жить спокойно. Не может человек бесконечно бегать от себя. Это выматывает. Хрен с ними с цифрами. Пусть будут. Есть-то не просят. От них вполне можно абстрагироваться. К тому же, что бы я ни делал, как бы ни качался физически или интеллектуально больше единицы в каждом параметре так и не заработал. Да и те добавились, когда мне было шестнадцать.

Вот так я стоял на этих гребаных плитах, около этой гребаной баржи, и был готов отпустить все свои тревоги, и начать, наконец жить для себя. Дурак я был тогда, ровно такой же как в детстве. Только теперь еще здоровый и небритый. Думал, что полегчает. Не полегчало, наоборот, стало только хуже, а жизнь наполнилась неожиданными красками.

Всего-то нужно было вернуться домой.

1 — Мой первый квест (1)

У нее короткие светлые волосы, большие зеленые глаза. Ноги от ушей, грудь — твердая четверка, да и сзади есть где задержаться взгляду. Вообще, она потрясно выглядит даже в домашней футболке и шортах, но чисто технически, она моя сестра и за такие мысли я буду гореть в аду.

Алиса наклонилась, чтобы поднять кипящий электрочайник с пола. Табличка с ее именем и уровнем (нулевым, как у всех) осталась висеть на уровне роста. Надо же, сколько лет прошло, а никто так и не сделал розетки на кухне. Ох, дядя Саша, кто угодно ты, только не рукодельник.

— Спасибо, что на порог пустила. — сказал я, чисто из вежливости. Так то, она к этой квартире имеет весьма отдаленное отношение. Алиса была дочерью отчима от первого брака, и старше меня на четыре года. Сюда она переехала, когда родители решили жить за городом.

Кстати, мама отнеслась к моему возвращению весьма прохладно, всем своим поведением показывая, что вычеркнула батю и обоих сыновей из жизни еще в те бурные годы, и вписывать обратно не собирается.

Другими словами, в том доме, меня даже не пустили в прихожую. Ночевать на вокзале не хотелось, а тратить деньги на хостел — сомнительное удовольствие. Особенно, когда их мало.

Пришлось понадеяться на доброту сводной сестрички, как на последний