Красавчик Скотт с огромными карими глазами и лицом младенца входил в команду штата по борьбе. Со мной он всегда был любезен, иногда пытался заигрывать, но я не принимала это близко к сердцу, видя, что точно так же он заигрывает и с другими девочками.
Учительница рано закончила урок и дала нам задание приступать к работе над заключительным проектом.
— Сеньора Мартинес? — я подняла руку, она кивнула, и я продолжила:
— Вы соберете у нас домашнее задание?
Весь класс хором зарычал на меня, а парень рядом со Скоттом пробормотал:
— Заткнись, идиотка!
Я вся сжалась от стыда за свой промах.
— Ah, sí! — сказала сеньора Мартинес. — Gracias, Anna.[1] — И пошла по классу собирать работы.
— Ну почему ты все время такая правильная? — прошептал Скотт. Я подняла глаза и по выражению его лица поняла, что он хотел сжульничать. Ему нечего было отдать учителю.
Когда сеньора Мартинес вернулась на свое место, лицо у меня все еще горело. Вероника, сидевшая впереди, обернулась и посмотрела на меня с симпатией. Она была одной из немногих, кто сделал задание.
После этого никто даже не попытался перейти к проекту. Ну, разве что я со своей маниакальной старательностью. Остальные принялись оживленно болтать, как на перемене, а сеньора Мартинес уставилась в свой компьютер и не обращала на нас внимания. Учителя тоже были готовы к скорому окончанию года.
Я открыла блокнот.
Вероника наклонилась что-то положить в сумку, увидела мои босоножки и сказала:
— Стильные туфельки! Где взяла?
Ох, как мне в тот момент хотелось уметь врать! Отвечая, я не поднимала глаз от тетради:
— Спасибо. По-моему, на дворовой распродаже или, может быть, на блошином рынке. На чем-то таком.
— О! — Вероника опять посмотрела на босоножки, на этот раз более критическим взглядом, и мы обменялись вежливыми улыбками. У нее были черные коротко остриженные волосы и почти греческий нос с легкой горбинкой. За мгновение до того, как опять повернуться к подругам, Вероника заметила, что я смотрю на ее нос, и меня ошеломила вырвавшаяся из нее темная волна самоуничижения. Ну конечно! Она люто ненавидела эту горбинку — черту, которая, на мой взгляд, придавала ее внешности естественную привлекательность. Я о таком даже не мечтала.
Скотт повернулся за партой в мою сторону.
— А что ты делаешь в следующую пятницу, коротышка?
— Nada, — ответила я.
— Чего надо? — Его озадаченный вид заставил меня улыбнуться.
— Ничего. По-испански — nada.
— А, ну да. Никак не отойдешь от урока, а я и думать о нем забыл. Я о другом — хочешь пойти на вечеринку? У родных Джина дом на озере.
У меня екнуло под ложечкой.
— Ух ты, круто. Но не знаю, получится или нет. — Я облокотилась на парту и сделала вид, что изучаю вырезанные на ней надписи.
— Джей тоже приглашен. Приходи, а то ведь мы никогда не тусовались вместе.
Скотт глядел на меня так мечтательно, что будь на его месте кто-нибудь другой, мне стало бы сильно не по себе. Я посмотрела на его эмоции — радость, надежда, чуть-чуть вожделения. Его внимание и явный интерес льстили мне, тут я ничего не могла с собой поделать.
— Попробую поговорить об этом с Джеем, — сказала я, не упоминая о Патти, хотя убеждать предстояло именно ее, и в этом заключалась вся сложность. — Только знаешь, я не тусуюсь — ну, в тусовочном смысле.
Выдавая этот неуклюжий оборот, я была не в силах даже посмотреть ему в глаза, но мне не хотелось, чтобы у него возникли ложные ожидания.
— Знаю, — ответил он. — А почему?
Как ему объяснить? То, что ровесники устраивают вечеринки с алкоголем, не казалось мне непременно заслуживающим осуждения. В моем представлении это был наивный бунт и попытка исследовать свое «я». Но алкоголь обещал опасные радости, к которым я чувствовала сильное влечение. Оно-то, по иронии, меня и отталкивало. Скотт не отставал:
— Ты боишься?
— Типа того, — призналась я. — Боюсь, что сделаю что-то, чего мне в норме совсем не хочется.
— На самом деле это очень здорово. Становишься открытым и свободным.
Да уж, открытым и свободным! Интересно, так ли себя чувствовал Денни Лоуренс, когда в прошлом году свалился во время пикника прямо посреди поляны, а другие напившиеся мальчишки решили, что будет очень весело встать в кружок и дружно на него помочиться. Или страшная история, случившаяся на рождественских каникулах, — о ней у нас в школе не говорят. Девочка из выпускного класса вела машину после вечеринки с наркотиками и не справилась с управлением. Она что, чувствовала себя отважной? Ее лучшая подруга, сидевшая рядом на пассажирском сиденье, разбилась насмерть. Каждый раз, когда я видела виновницу аварии где-нибудь посреди холла в черном облаке угрызений совести, мне хотелось заплакать.
— Наверное, мне это просто скучно, — пробормотала я, собираясь на этом закончить разговор, и взглянула на часы на стене. К счастью, вот-вот должен был зазвонить звонок.
— Поверь, Анна, — Скотт наклонился к самому моему уху. — Одна-единственная рюмка или доза экса, и тебе может быть как угодно, но только не скучно.
Я внутренне напряглась. Экс. Экстази. Слово запрыгало во мне как каучуковый мячик, неуправляемый и неуловимый. В глубине подсознания что-то всколыхнулось, дыхание стало чаще. Я не любила признаваться себе, что во мне есть это темное начало, — оно напоминало о себе при каждом упоминании наркотиков или спиртного. Честно говоря, именно поэтому меня так потянуло к Джею в прошлом году — я заметила в нем нечто подобное, хотя и не в точности то же самое.
Во все его эмоции вплеталась какая-то темная прядь. Она присутствовала в ауре постоянно, а иногда — особенно если заходила речь об алкоголе — угрожающе разрасталась. Я не знала, что это значит, но хотела быть рядом с ним. Почему-то казалось, что я сумею как-то ему помочь или даже его защитить, — смешно, он же мускулистый здоровяк.
До Вероники, видимо, донеслись какие-то слова из нашего со Скоттом разговора, потому что она повернулась ко мне и с заговорщицкой улыбкой спросила:
— Ты идешь на вечеринку, Анна?
— Еще не знаю, может быть.
— Тебе обязательно надо пойти! Это будет что-то сумасшедшее, все туда собираются.
Я опустила глаза и начала водить ластиком, закрепленным на конце карандаша, по вырезанным на парте надписям. Попробуем сменить тему.
— Знаешь, в среду мне исполняется шестнадцать, и я иду получать водительские права.
— Как я тебе завидую! — Вероника