Последних слов я не выговорила, потому что в отцовских глазах читалась непоколебимая вера в меня, твердая, как скала.
— Ты, — он наставил на меня палец, — отлично справишься. Не сомневайся в себе: раз Творец решил сделать тебя своим орудием, значит, ты подходишь.
Я тяжело сглотнула и еле слышно выговорила:
— Но… я же работала.
В глазах Патти стояли слезы.
Это был самый ужасный из моих подспудных страхов — что однажды я дотронусь до Меча справедливости и ничего не почувствую. Последний раз я касалась его перед форумом.
— Нет, малышка, — уверенно сказал отец. — Ты все равно чиста сердцем.
— Откуда ты знаешь? — прошептала я.
Отец покачал головой:
— Можешь описать, что ты чувствуешь по отношению к окружающим, когда тебе приходится работать?
— Я… — тут я взглянула на Патти, и она едва заметно кивнула. — Сначала, когда я понимаю, что могу заставить их выпить, меня всегда охватывает — не знаю — радость, азарт. Наверное, от ощущения власти над ними. Но потом это проходит, и я начинаю их жалеть. Беспокоюсь о них, виню себя. Ненавижу себя! — Последние слова вышли у меня совсем тихим шепотом.
— Потому-то, — сказал отец, — я и знаю, что ты чиста сердцем. Несмотря ни на что, ты выбираешь любовь. Люди могли бы стать тебе отвратительны, как многим другим испам, или безразличны — это облегчило бы тебе жизнь. Но с тобой не случилось ни того, ни другого.
Я пожевала губу и уставилась на стол. Слишком много было неизвестных в этой задаче, и все же я надеялась, что отец прав.
— Сходи за рукояткой, — приказал он.
Я подняла на него глаза и почувствовала острый испуг.
— Неси ее сюда, — уже мягче повторил отец. Я пошла в комнату, вынула из сумочки, лежавшей на комоде, рукоятку в кожаном чехле, вернулась и положила ее на середину стола, а сама уселась на прежнее место. Отец чуть отодвинулся и убрал руки со стола. По его лицу пробежала — впрочем, почти тотчас же исчезнувшая — тень страха.
— Ой, извини. — Я передвинула рукоятку поближе к себе.
— Теперь, — отец прочистил горло, — расчехли ее. Только, — мне показалось, что ему неловко это говорить, — не ткни случайно в меня. Уверен, она знает, что я не враг, и всё же один-единственный взмах ангельского меча может отправить меня прямиком в ад, да.
И отец снова прокашлялся.
— Этот меч, — спросила Патти, — у него такое действие? Он отправляет души в ад?
Отец опасливо взглянул на рукоятку.
— Он вершит справедливость так, как это делал бы Бог. Может отправить душу куда-нибудь, а может уничтожить, стереть из бытия. Поражая, он знает, что делать. Давай, Анна, дотронься до него. Не бойся.
Довольно долго я в нерешительности смотрела на рукоятку. Потом вытерла о шорты вспотевшие ладони и дрожащими руками открыла кожаный чехол так, что рукоятка на несколько дюймов высунулась. Затем я набрала в легкие побольше воздуха и опустила руки на блестящий металл.
Электрический разряд прошил мне кожу. У меня перехватило дыхание, рука непроизвольно дернулась вверх. Совладав с ней, я сомкнула пальцы на рукоятке, и тут же всё мое тело завибрировало. Пылающий меч не появился, так как мне ничто не угрожало, но рукоятка в моих руках действовала. Она признавала мое сердце и была готова мне подчиняться. Ее энергия наполняла жизнью каждую мою клеточку.
Патти и отец наблюдали за мной, их глаза сияли надеждой и любовью.
Сомнения ушли. Теперь, когда я знала, что существует цель, стóящая всех страданий, мне с новой силой захотелось жить осмысленно.
Я убрала рукоятку в чехол.
— Папа?
— А? — Он поднял на меня глаза, как будто очнувшись от грёз.
— Когда мне можно будет съездить в Калифорнию? Рассказать Блейку и Каидану? — Отец прищурился, я запнулась и не без труда продолжила. — Потому что они ближе всех живут. Им ведь надо сообщить — союзники, и всё такое?
Отец сцепил пальцы на затылке.
— Может быть, я сам с ними поговорю.
У меня резко опустились плечи, но я тут же их расправила — это проверка, ее надо выдержать с честью. Да и Патти могла бы съездить. Она скрестила руки на груди.
— Хорошо, — сказала я, хотя по интонации было понятно, как мне это не нравится. — Главное, чтобы они узнали. Поскорее. — И я вслед за Патти скрестила руки.
Отец закрыл глаза.
— Анна.
— Да?
— Как давно ты последний раз виделась с сыном Фарзуфа?
Вот это поворот!
— Я?.. Вчера вечером?
Карие глаза широко распахнулись. Я поспешила объяснить:
— Всего несколько минут, в музыкальном магазине. Фарзуфа в Атланте не было.
Отец прикрыл рот ладонью и выругался, потом спросил:
— Он тебе звонил?
— Нет. Он не хочет со мной разговаривать. Я узнала, что он будет здесь, от Джея, моего друга.
Отец кивнул. Куда он клонит?
— Ты все еще от него без ума? — Он сцепил пальцы и положил руки на стол перед собой.
— Нет, папа, не без ума. Это называется по-другому.
Отец вздохнул.
— Ровно поэтому тебе, Анна, и не стоит с ним встречаться. Он это, кажется, понимает. А ты что же?
Боясь не сдержаться, я вместо ответа лишь стиснула зубы.
— Прости меня. Я не хочу быть грубым, но у тебя так и не выработался важнейший инстинкт, который испы обычно приобретают в детстве. Ты недостаточно осмотрительна в своих отношениях с окружающими. Можешь сколько угодно на меня злиться, но защищать тебя от опасности — моя работа. Со временем твои чувства к нему ослабнут.
— Кому как не тебе, — откликнулась Патти, — знать, что так это не работает. Ты же разыскивал мать Анны не одну сотню лет.
Он откинулся на спинку стула, глядя на нее с уважением и опаской, а мне хотелось лупить кулаками воздух. Патти была права: отец действительно прочесал всю землю, чтобы найти ангела-хранителя Марианту — мою будущую мать, — которую никогда не переставал любить. Он медленно кивнул.
— Так или иначе, если его не будет в поле зрения, ты будешь меньше отвлекаться. Поэтому на данный момент никакой Калифорнии, и я не желаю больше ничего о нем слышать. Ясно?
Патти подмигнула мне.
— Ясно, — ответила я шепотом. «На данный момент» — значит, не навсегда? Слабое утешение, но я за него ухватилась.
Глава пятая
Первое задание
В следующие пять недель тем летом я не получала известий от отца. Шептуны, к моей радости, появились за всё это время раза два или три. Но меня тяготила неизвестность и грызло нетерпение. Лето проходило в бездействии, а я ведь надеялась многое успеть еще до начала своего последнего учебного года.
Я сидела на балконе после пробежки, мечтая, чтобы в душном воздухе позднего утра подул хотя бы легкий ветерок.
Вышла Патти с чашкой дымящегося кофе, подала ее мне и спросила:
— Идешь сегодня на работу?
Я покачала головой.
— Завтра.
Работала я по-прежнему в кафе-мороженом.
Она подняла чашку и некоторое время пила,