— Нет, — пролепетала она, не сводя с него восхищенных глаз. — Я только что пришла…
Лиза соврала и тут же пожалела об этом, потому что невооруженным глазом было видно, что она уже давно стоит на месте: у нее покраснел кончик носа и почти не гнулись колени.
— Извини, задержали срочные дела, — сказал Михаил, стараясь не смотреть ей в глаза.
— Это ничего, я понимаю, — сказала Лиза. Ей было приятно, что он оправдывается перед ней так, как будто их связывают какие-то отношения.
Михаил молчал, разглядывая памятник, как будто пришел на свидание к Есенину, а Лиза не знала, с чего начать. Теперь она жалела, что заранее не придумала несколько фраз, чтобы начать разговор. А сейчас у нее в голове не было даже отдельных слов.
— Я получил твою записку, — сказал Михаил. — Ты бы лучше сама ко мне подошла, а то я ее случайно выронил из кармана, когда доставал перчатки… Получилось бы не очень-то хорошо, если бы ее увидел кто-нибудь посторонний.
— Это точно, — сказала Лиза и улыбнулась.
Она представила, как Тусину записку прочитала бы Людмила Сергеевна и закричала бы: «Это безнравственное отношение к процессу обучения!» Лиза представила, как от возмущения у Кошки очки бы скакали на переносице, и засмеялась.
— Чему ты смеешься? — удивился Михаил и сам невольно заулыбался. — Я сказал что-то смешное?
— Нет! — замотала головой Лиза. — Просто я смешное подумала.
Они опять немного помолчали.
— Ты о чем-то хотела со мной поговорить? — спросил Михаил, когда молчание уже становилось — тягостным.
— Да, наверное, — неуверенно сказала Лиза и после паузы спросила:…— А я что, написала об этом в записке?
Михаил непонимающе посмотрел на Лизу и протянул ей сложенный вчетверо тетрадный листок.
— Ты не помнишь, о чем писала сегодня днем? — осторожно спросил он. — Держи, прочитай.
Лиза развернула листок и увидела несколько фраз, написанных ровными, печатными буквами:
Дорогой Михаил Юрьевич!
Очень прошу вас прийти в шесть часов вечера к памятнику Есенину, потому что мне необходимо с вами поговорить. Буду ждать.
Лиза
Она сложила записку, не смея поднять на него глаз.
«Ай да Туся, — думала она, — и о чем же мне с ним говорить?»
Ей казалось, что ее загнали в угол и у нее нет другого выхода, кроме как рассказать Михаилу о своих чувствах.
— Лиза, — окликнул он ее. — Что с тобой?
— Ничего, — сказала Лиза, поднимая на него глаза, полные слез. — То есть — все. Только то, что я влюбилась… Влюбилась в своего учителя…
Большие соленые слезы покатились из ее глаз. Ей было стыдно, что она призналась ему в любви, было стыдно своих ярко накрашенных губ и короткой юбки.
Михаил почему-то не спешил ее утешать. Он стоял неподвижно и молча смотрел в сторону, как будто ему и дела не было до того, что кто-то так по нему убивается.
— Лиза, — наконец сказал он. — Не надо этого говорить. Не надо даже так думать.
— Только, пожалуйста, не говорите, что у меня вся жизнь впереди и что скоро я полюблю Какого-нибудь мальчика, — всхлипнула Лиза. — И не говорите, что это все мне только кажется…
— Ты просто читаешь мои мысли, — улыбнулся Михаил и осторожно коснулся ее плеча. — Тебе это действительно только кажется. Ты придумала и меня, и свое чувство ко мне. Вот увидишь…
Она не дала ему договорить.
— У меня не такая богатая фантазия, чтобы я могла такое придумать! — Эти слова она сказала так громко, что люди, проходящие мимо, начали оборачиваться на них. — Ничего я не придумала!
— Ну, хорошо, хорошо, — он говорил так, как говорят с неизлечимо больным, — только успокойся…
Внезапно Лизу озарила страшная догадка. Она вытерла слезы тыльной стороной ладони и посмотрела Михаилу прямо в глаза.
— Ага, — с непонятным торжеством сказала она, — значит, это правда!
— Что — правда? — заинтересовался Михаил.
— Значит, ты… то есть вы… Короче, у вас роман с Маргаритой?
Он рассмеялся так громко, добродушно и искренне, что прохожие опять стали оборачиваться на них.
— Ну, во-первых, кому Маргарита, а кому и Маргарита Николаевна, — с притворной строгостью сказал он. — А во-вторых, ты это сама придумала или подсказал кто?
— Сама, — смутилась Лиза. Ей вдруг показалось, что она сказала несусветную глупость. — А разве это не так?
— Конечно, не так, — улыбка все еще не сходила с его лица. — Но то, что ты так думаешь, только подтверждает, что ты еще очень маленькая и очень глупая.
— Я не маленькая, — упрямо сказала Лиза. И глупая только с вами.
Почему-то ей было приятно, что он назвал ее маленькой и глупой. В этом было что-то настоящее и близкое, как будто он погладил ее по голове или крепко обнял.
— А я… Я вам совсем-совсем не нравлюсь? — спросила она, внутренне удивляясь, что задает этот вопрос.
— Ну почему же, очень даже нравишься, — сказал Михаил Юрьевич без улыбки. — Но правила игры таковы, что ты — моя ученица, а я — твой учитель. Понимаешь?
Лиза кивнула, хотя на самом деле ей было непонятно, какое отношение это имеет к тому, что она жить без него не может.
— Вот видишь, как хорошо, — как будто успокоился Михаил. — Я знал, что ты все правильно поймешь и не обидишься…
«Не обидишься»— эти слова эхом отозвались в ней. Совсем недавно она обидела Борю и сказала ему: «Не обижайся», а сейчас обидели ее.
«Как странно все связано в жизни, — подумала она. — Наверное, нужно попрощаться?»
— Все в порядке, — сказала она. — Я пойду?
Ей хотелось, чтобы он попросил ее остаться, чтобы успокоил, сказал, что скоро все изменится…
Но он только кивнул ей в ответ.
Она шла, повесив голову на грудь, и ей было неважно, что он смотрит ей вслед и видит ее уныние. Ей было наплевать, как она выглядит, потому что, когда вся жизнь идет кувырком, совсем не до этого. Она вдруг увидела себя со стороны, и ей стало стыдно. Лиза достала из кармана носовой платок, вытерла слезы, а заодно стерла помаду. «Вот так-то лучше», — подумала она. Ей хотелось закрыть глаза и очутиться дома, в своей постели, под одеялом. Когда ей было плохо, она всегда закрывалась одеялом с головой и ей казалось что так можно спрятаться от горестей и боли.
Едва она переступила порог своей квартиры, как раздался телефонный звонок.
— Да, — устало сказала Лиза. — Я слушаю.
— Лизка, ну как? — от любопытства Туся захлебывалась словами. — Уже вернулась? Видела его?
Лизе хотелось поскорее забыть о своем позоре, но она понимала, что от Туси не так-то просто отделаться.
— Видела, — нехотя ответила она.
— Ну, и как? Он был рад? Что сказал? — вопросы так и сыпались из Туси.
— Удивился. — Лиза отвечала односложно. — Сказал, что он — учитель, а я — ученица, что таковы правила игры…
— А куда ходили? — не унималась Туся.
— Никуда. — Слезы зазвенели в Лизином голосе. Никуда мы не ходили. Так и стояли рядом с Есениным, как два памятника. А я