Над воротами были устроены гнезда для стрелков — покореженные кабины самоходов; со двора к ним вели лесенки. Когда мотоциклетка затормозила, тяжелый бронированный фургон подтолкнул ее сзади, удар отдался в ладонях Левана, лежащих на руле. Его мотоциклетка была слишком легкой, толчок сдвинул ее.
Ляков встал в коляске и махнул караульным:
— Отворяй, это мы! С кочевыми схватились, потеряли мотоциклетку.
Стрелок над воротами кивнул и исчез — полез вниз отпереть ворота. Из прицепа выбрались бандиты и Снулый, побрели толкать створки. Леван наблюдал, как неторопливо трудятся бандиты Мархада. Без спешки, без старания отворили скрипящие, давно не смазывавшиеся ворота. Один задержался, чтобы пинком убрать с дороги обглоданную кость. «Страх — вот чего им не хватает, — решил Леван. — Ни своего вожака, ни дикарей из Донной пустыни здесь по-настоящему не боятся. Маленько бы страху на них нагнать, вот тогда бы забегали!»
— Давай! — бросил Ляков, и мотоциклетка потянула бронированный фургон во двор.
Туда уже лениво собирались бандиты. Леван огляделся. У стены дома стоял еще один мотофургон, чуть дальше — сендер с проржавевшим корпусом и пара небольших мотоциклеток, легких, без брони. Одна явно была не на ходу: колеса сняты, вокруг на тряпках разложены детали. Судя по количеству ящериного помета во дворе, манисов здесь тоже держали, но стойла, видимо, располагались по другую сторону здания.
На крыльцо шагнул атаман — очень толстый мужчина средних лет. Живот его торчал, как шар, и Левану пришло в голову, что Мархад давным-давно не видал собственных коленей. Над черной курчавой бородой нависал толстый красный нос, в зарослях шевелились еще более толстые и красные губищи. Все в этом человеке было ярким, необычным для серого пыльного двора — и вышитый золотой нитью халат в синюю и желтую полоску, и красный кушак, за который была заткнута сабля в украшенных фальшивыми самоцветами ножнах, и скрипучие желтые сапожки с загнутыми носками. И глаза у Мархада были яркие, черные.
Из-под тяжелых век атаман осмотрел своих людей и пришлых, наконец разлепил яркие губы:
— Что случилось, Ляков? Почему новые люди? С чем к нам пожаловали?
— Мы в ловушку угодили, Мархад, — отозвался старик. — Кочевых видимо-невидимо на нас навалилось. Чувяка сразу копьем прошили, мотоциклетка заглохла, а после и вовсе взорвалась, пока мы отстреливались. По счастью, эти вот парни на выручку пришли. Без них бы не отбиться нам. Ну и сюда помогли фургон прикатить. Наемники они, вот этот за старшего у них, Леваном звать. Без них нам бы совсем пропасть, а так спаслись. Я их в гости позвал, с благодарностью.
— Мотоциклетку потеряли? — Мархад покачал головой, и круглые красные щеки тряхнулись туда-сюда. — Ах, беда.
Он вздохнул, пожевал толстыми губами и стал разглядывать Левана, который до сих пор не отер запекшуюся кровь с лица и одежды.
— Мы люди простые, — изрек атаман, закончив осмотр, — и живем просто. Ты, Леван, и твои друзья — мои гости. За столом и поговорим. Так полагается, чтобы беседа добрая вышла: сперва покушать, а после дела обсуждать.
Говорил он вроде правильно, но в его речи слышались непривычные Левану интонации, чувствовалось, что этот язык Мархаду чужой, хотя выучился он хорошо.
Пришлым дали воды, и Леван смыл наконец чужую кровь, засохшую на лице. Потом их привели в большой зал на первом этаже. Вдоль помещения тянулся длинный стол, возле него стояли лавки. Ляков и остальные шли следом, бандиты вполголоса обсуждали новости. Всех беспокоило, что дикари заявились в большом числе и слишком обнаглели. Леван расслышал, как один сетует: раньше, мол, было достаточно припугнуть кочевых, пострелять малость, и они убегали, прихватив, конечно, что удавалось стянуть, а теперь неизвестно, как выйдет…
Расселись за столом, из соседнего помещения появились женщины с подносами.
— У нас тут по-простому, по-братски, — вещал Мархад.
Когда кто-нибудь из баб оказывался поблизости, он вытягивал руку и хлопал толстой ладонью прислугу по заду. Леван заметил, что некоторые при этом хихикают, другим не нравится, и они не боятся это показывать. Нет здесь страха, ох нет! Оттого и беспорядок, грязь кругом.
— Мы друг другу всё рассказываем открыто, честно, — продолжал атаман. — Вот ты, к примеру, у кого до сих пор служил?
— У Шарпана.
— Ну и как было? Не понравилось, раз ты от него сбежал?
— Не сбежал. Шарпан хороший хозяин, но под ним не подняться. Всё под себя гребет. Вот я и ушел от него. Хочу щедрого атамана найти.
— А, это верно, это ты верно придумал, — закивал Мархад. Молодая женщина в красной косынке поставила перед ним блюдо с вареным мясом. — Ты кушай, кушай. Хорошее мясо, с травами, с луком… Сана, почему бутылку не несешь?
Женщина в косынке улыбнулась. Она была из тех, которых шлепки Мархада вроде бы не обижали. Леван оценивающим взглядом окинул ее фигуру и залюбовался. Красивая женщина. Сана ему очень понравилась.
— Сейчас доставлю, сейчас.
Сана, даже не глянув на Левана, упорхнула, а Мархад, набив рот, снова заговорил:
— Я не такой, как Шарпан, я щедрый и добрый, я для людей ничего не жалею.
Леван кивнул — такие речи обычно предшествуют приглашению присоединиться к клану. Значит, беседа идет в нужном направлении. Потом на столе появилась брага в бутылях толстого стекла, оплетенных лозой; выпили, и Ляков стал рассказывать о схватке с кочевниками. Описывая появление Левана с приятелями, он не жалел красок, упомянул и о том, как Леван опрокинул всадника вместе с ящером и как один бросался на целые толпы дикарей. Кстати, число нападавших старик сильно преувеличил. Да это и понятно — иначе как объяснить, что угодили в засаду и не смогли отбиться сами? Завершил рассказ Хромой так:
— В этом сезоне, Мархад, нам непросто будет отбиться. Много кочевых нагрянуло. Та полусотня, с которой мы нынче схлестнулись, — это ж только разведка, за ними куда большая толпа валит, верняк!
Мархад слушал, качал головой, облизывал толстые пальцы. Сана принесла еще одну бутыль, уселась атаману на колени. Он нежно прижал женщину к круглому боку и кивнул на пустой стакан. Сана поправила косынку, налила Мархаду и себе тоже. Еще кое-кто из прислужниц присоединился к застолью, остальные стали зажигать лампы на стенах. Солнце село, близилась ночь.
— Вот что я скажу, — заговорил Мархад, одной рукой обнимая Сану и вертя стакан в другой, — если дикари осмелели, их нужно проучить. Биться будем. Это значит, мне понадобятся люди. Хочешь, Леван, оставайся у нас. Сам видишь — мы живем дружно, по-доброму. У нас хорошо. Верно, милая?
Он обернулся к Сане, та потянулась к нему, утонула ртом в густых черных зарослях бороды и влажно чмокнула в губы.
— Верно, Мархадушка, хорошо у нас!
— Так что приглашаю, дорогой, будь моим гостем, будь моим другом.
— Это хорошо бы, — присоединился к главе