Наконец последний из выступавших покинул сцену. Зажегся свет. Когда зрители начали расходиться, они мельком заглядывали в закулисную комнатку, где артисты спорили, курили и прихлебывали из высоких стаканов, наполненных до краев дешевым виски. У них оставалось сорок пять минут до следующего выступления.
Дышать в помещении с низком потолком было нечем: там разило алкоголем, потом и давно уже выкуренными сигарами, поэтому люди с радостью выходили на улицу. Прохладный вечерний воздух своей прозрачностью и чистотой напомнил им, что горы совсем недалеко.
– Это было невероятно, – поделилась Соня с подругой.
Она не до конца понимала, что вкладывает в это слово, но оно показалось ей единственно верным.
– Да, – согласилась Мэгги. – А какой надрыв.
– Точно так, – подтвердила Соня. – Жуткий просто. Совсем не то, что я ожидала.
– И те девушки, не очень-то они выглядели счастливыми, правда?
Соня ответом не озаботилась. Ясно ведь, что фламенко имеет мало общего со счастьем. Уж это она за последние два часа себе уяснила.
Они пустились в обратный путь по мощенным булыжником улицам, направляясь к центру Гранады, но в старом арабском квартале Альбайсин поняли, что заблудились. Пытать счастья с картой было бессмысленно; редкий из крохотных проулков имел название, а узкие ступени некоторых и вовсе вели в никуда.
Женщины вскоре сориентировались: стоило им свернуть за угол, как перед ними открылся вид на Альгамбру, залитую в этот час мягким светом, и, хотя время уже было за полночь, теплое янтарное сияние, омывавшее строения комплекса, едва не заставило подруг поверить в то, что солнце все еще клонится к горизонту. Со своим частоколом из зубчатых башен, резко выделявшихся на фоне чистого ночного неба, крепость выглядела так, словно перенеслась из мира сказок «Тысячи и одной ночи».
Взявшись под руки, они продолжили свой путь вниз по склону холма в тишине. Темноволосая, высокая и статная Мэгги делала шаги поменьше, чтобы попадать в ногу с Соней: за годы близкого общения подруги приноровились друг к другу, уж больно разной они были комплекции. В разговорах нужды не было. Сейчас отчетливый стук подошв по мощеной дороге, напоминающий хлопки ладоней и щелчки кастаньет артистов фламенко, был куда приятнее звучания человеческого голоса.
Была последняя среда февраля. Соня и Мэгги приземлились всего несколькими часами ранее, но Соня попала под очарование Гранады уже по дороге из аэропорта. Зимний закат озарил город пронзительным светом, оставив покрытые снежными шапками горы вдалеке в тревожной тени. Когда такси мчалось по автостраде, приближаясь к городу, женщины успели бросить свой первый взгляд на строгие очертания Альгамбры. Казалось, крепость стоит на страже всего остального города.
Наконец водитель сбавил скорость и свернул в сторону центра. Теперь пассажирки смогли полюбоваться величественными площадями, роскошными зданиями и изредка попадающимися на глаза великолепными фонтанами, пока машина не нырнула в переплетение узких мощеных улочек, прорезавших город.
Имея мать – уроженку Испании, сама Соня за всю свою жизнь бывала в стране лишь дважды, и оба раза на морских курортах Коста-дель-Соль. Она не выезжала за пределы «прилизанного» и бурлящего жизнью побережья, где круглый год светит солнце, а позавтракать можно в любое время с утра до вечера, что и привлекает британских и немецких туристов, коих там великое множество. Утопающие в зеленых насаждениях виллы, расположенные по соседству и похожие одна на другую, с их нарядными колоннами и причудливыми узорами кованых решеток были теперь так близко и так бесконечно далеко от этого города с путаными улочками и сумбуром зданий, которыми он поразжился за свою многовековую историю.
Здесь витали незнакомые запахи, беспорядочно смешивались в пестрый коллаж древность и современность; в кафе было не протолкнуться из-за местных, в витринах высились горки мелкой глазированной сдобы, которую с гордостью за свой труд отпускали серьезные мужчины. Окна обшарпанных квартирок прикрывали ставни, а через ограждения балконов просматривались вывешенные на просушку простыни. «Тут все настоящее, – подумалось Соне, – ничего показного».
На поворотах пассажирок качало то в одну сторону, то в другую – налево, направо, направо, налево и снова налево, – могло показаться, что они рискуют вернуться ровно туда, откуда выехали. Движение на узких улочках было исключительно односторонним, и их водителю то и дело удавалось едва-едва разминуться с мопедом, едущим им навстречу наперекор всем правилам, да еще и на приличной скорости. Пешеходы, позабыв осторожность, сходили с тротуара прямо на проезжую часть. Только таксисту было по силам пробраться сквозь этот прихотливый лабиринт. С зеркала заднего вида свисали четки, которые постукивали о ветровое стекло, с иконки на приборной панели кротко глядела Дева Мария. Поездка обошлась без жертв, так что Богоматерь, по-видимому, со своей работой справлялась.
От приторного карамельного запаха освежителя воздуха и пережитой тряски обеих женщин мутило, и они почувствовали облегчение, когда машина наконец замедлила ход и остановилась и до них донесся скрип рычага ручного тормоза. Двухзвездочная гостиница «Санта-Ана» располагалась на маленькой неопрятной площади, соседствуя с книжным магазинчиком с одной стороны и сапожной мастерской с другой. Вдоль тротуара вытянулись в ряд торговые палатки, которые в тот момент как раз закрывались. Упаковывались гладкие золотистые батоны и увесистые куски плоского, нашпигованного оливками хлеба, заворачивались в вощеную бумагу остатки открытых фруктовых пирогов, бывших изначально размером с колесо телеги.
– Умираю с голоду, – призналась Мэгги, наблюдя за тем, как торговцы загружают свои фургончики. – Куплю что-нибудь по-быстрому, пока они еще здесь.
Мэгги со свойственной ей непосредственностью побежала через дорогу, оставив Соню расплачиваться с таксистом. Вернулась она с внушительным ломтем, который, торопясь заглушить голод, уже начала разрывать на кусочки:
– Вкуснотища! На-ка, попробуй, – и сунула немного хлеба Соне в руку.
Так они и стояли на тротуаре рядом со своими вещами: ели хрустящий батон и щедро усыпали крошками каменную плитку под ногами. Пришло время пасео[4]. Люди начали выходить на улицы, чтобы совершить свой вечерний променад. Мужчины с женщинами, женщины под руку с женщинами, мужчины по двое – элегантно одетые. Все они, хотя и прогуливались для удовольствия, вид имели целеустремленный.
– Правда, глаз радует? – сказала Мэгги.
– Что?
– Здешняя жизнь. Только посмотри на них. – Мэгги указала на забитое посетителями кафе на углу площади. – Как думаешь, что они обсуждают за бокалом тинто?[5]
– Да, наверное, все подряд, – улыбнулась Соня. – Семейную жизнь, политические дрязги, футбол…
– Давай зайдем в гостиницу и зарегистрируемся, – предложила Мэгги, дожевывая свой кусок. – Потом можем прогуляться, пропустить где-нибудь по бокальчику.
Толкнув стеклянную дверь, они оказались в ярко освещенном холле, оформленном с претензией на роскошь, которую поддерживали лишенные всякой оригинальности композиции