Здесь, в палате, куда мы вошли, стояла примерно такая же картина: двое врачей, отдающих резкие приказы, несколько медсестёр, а в центре — растерзанная до мяса молодая девушка. Её бледное лицо, скрытое наполовину дыхательной маской, поражало какой — то особой беззащитностью. Совсем молоденькая. Лет восемнадцать, не больше. Переведя взгляд ниже — с лица, хотя и бледного, но не тронутого когтями оборотня, я едва сдержала рвотные порывы. Огромные, глубокие раны по всему телу… Я, наверное, примерно так же выглядела после поединка с Алиной…
— Она всё — равно уже не жилец, — пробурчала одна из медсестёр, протягивая врачу какой — то инструмент. — С такими ранами даже чистокровки не выживают. А уж она и подавно.
— Лиля, — рявкнул чернобородый. А затем, упрямо сжав губы, процедил. — Сделаю, что могу.
В этот момент я сразу простила ему даже ту грубость в палате, когда он высокомерно отозвался о «человеческой составляющей».
— О нет, — застонал седоволосый врач, заметив моё присутствие в палате. — Анна Константиновна, я вам что сказал? Никакой Альфа-самки, пока она окончательно не окрепнет. Вы поглядите, какая девочка слабая, она же еле на ногах держится. Хотите остаться без глав врача? Альфа же прибьёт меня, если узнает.
Медсестра послушно кивнула.
— Простите, Настя. Давайте вернёмся в палату.
— Идите, — кивнул седоволосый врач. — Отдыхайте, набирайтесь сил.
Я же не отрываясь смотрела на тело девушки и представляла: неужели я могу каким — то образом ей помочь? Но как?
Неосознанно, я умудрилась подойти практически вплотную к операционному столу. В этот момент чернобородый, пробурчав что — то неразборчивое (неразборчивое даже для моего теперешнего чуткого слуха), вставил кислородную трубку в горло пациентке. Горло, тоже подранное в нескольких местах, выглядело по особенному страшно — на контрасте с белым бескровным лицом.
Писк аппаратов внезапно изменился — стал быстрее и тревожнее, оба доктора синхронно нахмурились, концентрируясь каждый на своём участке работы.
— Что мне надо делать? — спросила я с сомнением в голосе. Смогу ли я? Получится ли? Может, они все ошибаются, и я вовсе не Альфа — самка, или какая-нибудь редкая Альфа — полукровка, которая может лечить разве что себя, но никак не других оборотней.
Удивительно, но даже в такую напряжённую минуту врачи меня услышали.
— Положите руки ей на грудь, — велел старший, Сергей Леонидович. Он груди девушки осталось одно сплошное кровавое месиво. Впрочем, такая же «картина» наблюдалась повсюду: многочисленные рваные раны, несмотря на старания докторов, по — прежнему выглядели жутко.
А ты что хотела, мысленно спросила я у самой себя, с волками жить… Я во время поединка хотя бы руками тело прикрывала, а тут девочка «получила» от самого близкого, от своей пары. Я старалась не смотреть на раны Лены: всё никак не могла отвертеться от мысли, что вижу в ней себя. Такой, какой оставила меня Алина: искусанную, растерзанную… Приложив руки, как велел седоволосый, я попыталась сконцентрироваться на позитивных мыслях.
И опять какое — то незнакомое, но приятное чувство, затопило мою волю.
Очнулась я от чьего — то прикосновения.
— Достаточно, Настя, — Чернобородый, улыбаясь, с осязаемым облегчением на лице, спросил. — Как ты себя чувствуешь?
— Эммм….. — я прислушалась к своему организму. — Лучше… Намного лучше.
Врач с сомнением глядел на меня.
— Слабость, головокружение?
— Гм… нет. Были, когда я выходила из палаты. Но сейчас вроде всё прошло. — Я недоумевающее посмотрела на доктора. — Это странно, да?
Чернобородый (надо бы узнать его имя) пожал плечами.
— Не знаю. Честно говоря, впервые вижу, как лечат Альфа-самки. Поразительно!
Я рассеяно огляделась по сторонам: вся бригада медиков, застав, переводила взгляды с меня на пациентку и обратно.
Раны девушки больше не выглядели столь угрожающе, как прежде, хотя кое-где до сих пор остались красные воспалённые рубцы, да и само тело, по-прежнему залитое кровью, пугало.
— Отличная работа, девочка, — похвалил меня Сергей Леонидович. — Не ожидал, что ты так быстро справишься. Она уже в безопасности. А тебе надо отдохнуть.
Я кивнула, хотя отдыхать, если честно, совсем не хотелось. Наоборот, адреналин сейчас играл в крови, призывая действовать.
Между тем пациентка на операционном столе пошевелилась, вызывая новое изумление у медиков. Открыв глаза, она испуганно глядела на врачей, пытаясь понять, что происходит. Через несколько секунд, прейдя в себя окончательно, она принялась извиваться на столе, пытаясь выдернуть трубку из своего горла. Растерянность в её глазах сменилась выражением дичайшего испуга. Девушка даже попыталась отбиться от медсестры, которая, схватив её за руки, прервала дальнейшие попытки вытащить дыхательную трубку. Оборотница даже выпустила звериные когти, атакую медсестру.
— Успокойся, — рявкнул Сергей Леонидович и девушка тут же притихла. Даже волчьи когти опять втянулись, превратившись снова в ухоженные женские ноготочки.
Чувствую, переоценивают Альфа — силу. Вот, к примеру, доктор, и сам отлично справляется. Когти девушки напомнили мне о её паре. Надо же, не даром у нас говорят: муж и жена — одна сатана. Эти вот на пару когти выпускают.
Плохая Настя, мысленно «шлепнула» я себя по затылку. Девчонка такое пережила, а ты тут стоишь, осуждаешь… С другой стороны, это может и очень цинично, но ведь верно. Разве нет? За всю свою жизнь (с тех пор, как брат рассекретил существование оборотней) я только один раз видела, как оборотень не сдержался. Это когда мы с Катькой и её родителями ездили на экскурсию в Москву. На обочине шоссе пьяные мужики избивали собаку — а та, тяжелая щенками, скулила, пытаясь перегрызть поводок, на который была привязана. Катькин отец только тогда и выпустил когти — слишком тяжело было Оборотню такое видеть… Собака, кстати, до сих пор живёт у дяди Толи с тетей Наташей. Щенков они раздали — только одного не смогли спасти — видно, что — то повредили те мужики, мертвым родился…
— Ре — интрубируем, — тем временем отдал команду Сергей Леонидович. — Судя по всем, дыхательная функция уже восстановилась.
Как только трубка была извлечена, девушка тут же принялась хрипеть, спрашивая о Борисе.
— Что? — спросил чернобородый врач, наклонившись ближе. Девушка закашлялась, но продолжала твердить что-то о Борисе.
— Это твоя пара, да? — поняла я, задав свой вопрос вслух. Лена кивнула.
— Он здесь, рядом с палатой. Переживает, плачет.
— Я…. — она снова закашлялась. — Виновата я.
— Ну это уж слишком, — чернобородый врач с силой бросил какие то инструменты на металлический поддон. Неприятный звон заполнил палату.
— Я…сама, — упрямо повторила Лена. Одна из медсестер принесла ей воды в стакане с трубочкой. Отпив немного, девушка продолжила.
— Не казните его. Пожалуйста, это моя вина. Мы собирались провести обряд метки через месяц… В моё восемнадцатилетние. Мы — истинная пара, понимаете? Пусть я не чувствую его, как