— Настя, ну ты чего… — он осторожно протянул руку, как обычно протягивают к диким, озлобленным животным. — Ну, Настенька… сестрёнка. Поехали домой?
— К нам домой? — с надеждой спросила я, сфокусировав зрение только на Андрее. Брат же посмотрел куда то поверх моего плеча и осторожно кивнул.
— Конечно. К нам домой. В твою комнату. Помнишь, как ты сама решила там обои переклеить, а они на следующий день все отвалились.
Я шмыгнула носом, припоминая эту историю.
— Я боялась, что ты станешь ругаться, а ты только расхохотался.
— Так за что тебя было ругать — то? — удивился Андрей. — Ты же не нарочно…
Брат поднял меня руки и зашагал куда — то в сторону.
— Я бы всё же порекомендовал больницу, — встрял откуда — то издалека голос вреднючего «личного» доктора.
Андрей что — то ответил, повернув голову. А я, успокоившись, наконец-то смогла перевести дух.
А потом наступило какое — то эмоциональное опустошение… пару дней я провалялась дома, в своей старой «детской» комнате с дважды поклеенными сначала мной, а потом мной и Андреем обоями. Я уже совсем забыла про этот случай — обои как обои: светленько, уютненько. А брат, оказывается, помнил…
Андрей, на каком — то своём, ментально — родственном уровне знал, что мне было необходимо в тот момент больше всего: тишина и одиночество. Брат обеспечил меня и тем, и другим: молча приносил подносы с едой и морсом, так же молча забирал пустую посуду… иногда мы молчали на пару — Андрей на стуле возле окна, я — на кровати, откинув ненужную, нечитаемую книжку… Помню, в первый день тишины к нам прорвались доктора, требуя предоставить Луну для анализов — и брат, воспользовавшись силой беты, мигом выставил их за дверь.
— Андрей, вы не понимаете, — зашипел Илья Романович, рассказывая брату о страшной находке — порошке, который влияет на связи оборотней.
— Быстро они, — удивилась я, глядя безо всякого выражения, в окно.
Андрей кивнул.
— Баев носом землю роет. Если хоть кто — нибудь из них коснулся тебя пальцем… — Я выгнула бровь. Допустим, сейчас, благодаря ускоренной регенерации, у меня нет ни синяка на лице, ни вывихнутой руки, но ведь они все видели моё состояние на парковке.
— К тебе не приставали? — настороженно заглядывая мне в лицо, спросил Андрей. — Я имею в виду …в сексуальном плане?
Зло хохотнув, я покачала головой.
— Не хочешь говорить?
Снова кивок.
— Настя, тебе станет легче…. Не держи всё в себе.
Взгляд брата не позволял мне опустить глаза.
— Не могу, Андрей, прости. Но физически меня не трогали.
— Я думал, ты мне доверяешь… — обиженно проскрипел брат.
— Доверяю и люблю.
— Поэтому молчишь?
— Просто не готова говорить. Как там Катя? — перевела я тему. Андрей трижды за сегодня ездил навещать жену. В эти часы, оставаясь дома одна, я боялась… боялась, что придёт Баев, а я не смогу оказать ему никакого сопротивления… хотя брат вряд ли бы мог пойти наперекор своему Альфе, но присутствие Андрея в квартире почему-то делало дом… безопасным и спокойным для меня…
— Катя… — Брат тяжело вздохнув, провел рукой по лицу. — Насть, физически она почти в норме. Врачи хотят ещё немного понаблюдать, получить ещё какие — то анализы… но, в общем и целом — как мне сказал Сергей Леонидович, состояние удовлетворительное. Меня другое беспокоит: она всё время плачет. А я… у меня руки опускаются: не уберёг её, не уберёг наших детей. Проворонил своё счастье.
Прислонившись к стене, Андрей спрятал лицо в раскрытой ладони. Брат плакал.
— Я просто не знаю, что делать. Она…. Она не хочет меня видеть. Гонит.
— Это от боли, — ответила я. — Кате больно, и она боится, что может стать ещё больнее.
— Куда уж ещё больнее? — рыкнул брат. Я пожала плечами.
— Она винит себя — и не может с этим жить. А если уж ты станешь её винить в произошедшем…
— Ты что? — удивился Андрей. — Как я могу винить свою девочку? Это ведь моя обязанность — защищать, оберегать…Это ведь я не справился.
— А ты ей это говорил? — тихо спросила я, и брат мгновенно посерел лицом.
— Ты считаешь??? — Андрей не договорил, но я и так поняла, что он имеет в виду. Тяжело вздохнув, кивнула.
— Поговори с ней откровенно, признайся в своих страхах. Увидишь — её ответы тебя удивят.
Андрей порывисто обнял меня, ласково погладив по волосам.
— Чтобы я без тебя делал, мелкая? — тихо спросил он. — Уже и себя бы потерял…
— А что бы без тебя делала я? Росла в детдоме?
— Не говори ерунды, мелкая.
Я улыбнулась. Старое домашнее прозвище. Пока у меня есть брат, всё не ведь плохо, а?
А потом пришло простое осознание того, что жизнь, чтобы не случилось, несмотря на все беды и горести, катится своим чередом. Иногда мы спотыкаемся, даже падаем, но невозможно пролежать целую жизнь «пассивной тушкой» в этом колесе… Надо вставать, подниматься и снова прыгать в гущу событий.
Я засыпала, глядя на книжные полки, где ещё стояли сказки, которые я привезла с собой с родительской квартиры. Моя детская комната… и не моя уже. Я ведь попрощалась с ней в прошлый раз. Сцепив зубы, чтобы не заплакать, я призналась сама себе, наконец, в том, о чём избегала думать целый день: в собственном эгоизме. Мне было настолько больно от предательства Баева, что я словно эмоционально оглохла, поставив барьер между собой и остальным миром. Брат меня врачевал. А я…
А я вредила брату. Я только сейчас это поняла, пытаясь отрегулировать свет настольной лампы. Спать без света я почему-то боялась, а со светом… а со светом страх хоть и уходил, зато приходили мысли и бессонница. Нелегкий выбор.
Я мешала брату, заставляла его делить время, так необходимое для его пары, ещё и на меня. Андрей не мог мне отказать в этом, и в результате страдала Катя, страдал он сам. А я упивалась собственным горем.
Катя не хотела его видеть — гнала, но я была уверена в своём братишке — не будь на его шее дополнительного ярма, не уходил бы он так просто из больницы, не поговорив со своей женой. Настырности и упорности Андрея можно только позавидовать. А значит…
Пора взрослеть, Настя, — усмехнулась я, пробормотав фразу, которую мне на протяжении последних недель так часто повторяли оборотни. — И пора учиться жить самостоятельно.
Проснулась я поздно, и в отвратительном настроении. Даже от омлета отказалась, чем удивила Андрея. Он — то знал, как я люблю поесть с утра.
— Я к Кате в больницу. Посидишь дома