– Чарли, – рассмеялся староста и дружески тронул девушку за плечо. – Но ты можешь называть меня Чак, если тебе так больше нравится.
Она покрылась нежным румянцем и отвела глаза.
– Отличные туфли, – продолжал Чарли.
Том следил за их разговором, подбирая слова, чтобы присоединиться. Ему никогда не удавалось общение с женщинами, он их боялся и не доверял. «Красота – их главное оружие!», – повторял его отец, закрывая дверь за своей очередной девушкой. После развода он дал себе слово, что больше ни одна женщина не выпросит у него любви. «Твоя мать мечтала о свободе, и я ей её дал. Теперь и я хочу быть свободным. Тоже» – будто оправдывался.
– Туфли достались от бабушки, – продолжала девушка. – Они мне велики и слетают при каждом шаге.
Её смех был мягким и невесомым, как облака в самую солнечную погоду. Она смотрела в пол и, опершись на каблук, водила ногой из стороны в сторону под навязчивым взглядом Чарли.
– Ты в моей группе?
– Да, меня зовут Надин Коллинз, – еле слышно проговорила девушка. – Не хотела вас отвлекать, но совсем забыла, на каком транспорте можно доехать отсюда до Университета. Я хотела успеть в библиотеку.
Она подняла глаза и посмотрела на Тома. Так прямо и открыто, что слова отца вмиг вылетели из его памяти. Он был поглощён увиденным: эти глаза, в которых, как на ночном небе, мелькают звёзды; волосы, обрамляющие по-детски пухлое, такое подходящее ей лицо; румяные щёки и тонкие губы, которые продолжали двигаться в такт с частым дыханием. «Вопреки», – подумал Том.
– Я иду на вечеринку, составишь компанию? – Чарли усмехнулся и подтолкнул девушку плечом. Его огромная ладонь скользнула по самому краю её сарафана.
– Я еду в библиотеку, – неожиданно для себя произнёс Том. Видимо, это прозвучало слишком громко или слишком неожиданно, но староста покрутил пальцем у виска.
– Ты вообще в порядке, парень? Я и забыл про тебя!
Надин впервые за всё время широко улыбнулась и кивнула. Том радостно кивнул в ответ и сделал шаг.
10.2
В зале заседания её не было, по крайней мере, на местах для родственников было пусто. В глубокой тишине Том опустился на холодное кожаное кресло и не смог разглядеть подсудимого, которого подвели к деревянной трибуне. В большом окне напротив судейского стола уже стояло утреннее солнце. Оно отражалось от капель дождя и давало пронзительно яркий свет, к которому неопытные глаза судьи ещё не привыкли. Том зажмурился.
Ему и не нужно было видеть. Он мог рассказать наперёд всё, что будет сегодня происходить в Суде и пересказать ту уверенную речь, которую произнесёт Лео, слегка поводя плечами в такт словам. Том Фроззи знал о подсудимом гораздо больше, чем положено знать судье в начале заседания. На бумагах, которые лежали на столе, была фотография, имя и вся необходимая информация о человеке, чья судьба давно уже была предрешена одним телефонным звонком. Тому казалось ужасно унизительным всё это представление.
Пока солнце мешало широко открыть глаза, Начальник Суда, как и полагалось, раздал присяжным информационные папки, помеченные именем подсудимого, и объявил заседание открытым.
Холодными пальцами Том катал ручку по столу и слишком навязчиво всматривался в лица присутствующих в поиске поддержки. Перед глазами всплывали воспоминания, напоминая, как дорога ему та женщину, ради которой он здесь, и, пожалуй, впервые он был готов отречься от всех своих чувств. Но Надин была права, «принципиальный» Том никогда не отрекался от своих истин. До последнего он надеялся, что сможет сделать её счастливой: в юности при помощи шоколадных конфет и подсказок на экзаменах, сегодня – подарив свободу её сыну, о встрече с которым она грезила больше трёх лет. И как раньше он готов был пожертвовать всем, так и сейчас. Всем, кроме неё. Он должен был сделать то, что требовало Министерство.
Голос Начальника оповестил всех присутствующих о правилах поведения и представил Судью. Том медленно поднялся и на миг вышел из солнечного плена. Он улыбнулся людям и поверх макушки подсудимого заметил знакомые яркие огоньки глаз где-то в зале. В изумлении мужчина посмотрел на Лео, который изучал свои пальцы, постукивая ими по тумбе, и осознал, что чувствует на себе взгляд Надин. Разумом Том понимал, что это невозможно, но сердце бешено стучало в груди, заставляя мужчину засомневаться в собственной адекватности.
Воспоминания резко сменились пустотой с единственной мыслью «Где она?». Он не выпускал из холодных пальцев ручку и бегло осматривал зал, продолжая стоять. Освещённый солнцем, бледный, потерянный и виноватый – таким предстал новый судья перед жителями Города. По протоколу он должен был произнести речь, которой их обучили ещё в Университете, и Том собрался с силами, чтобы сделать это. Одного выдуманного взгляда хватило, чтобы в мужском сердце снова зародилась надежда на прощение. «Я буду просто выполнять свою работу, и ты сама услышишь, что я сделал всё, что мог. На кону твоя жизнь, моя любовь».
– Приветствую Вас в месте, где справедливость и чистое сердце помогают спасать общество и оберегать Вас от глубокой грусти, одиночества и тоски. Обещаю, что присяжные и я будем строги и неподкупны перед лицом закона во имя счастливого общества!
Заученные слова вызывали немое почтение в каждом сидящем за толстым стеклом, но Том с горечью осознавал, что всё это звучит ещё хуже, чем все его коллекционные забавные случаи вместе взятые. Он представлял, как глупо и смешно выглядит в судейском обличии, как, наверное, режут слух слова, которые он надеялся никогда не использовать после выпускных экзаменов, но люди доверчиво смотрели и вслушивались. Том понимал, что им необходимо всё это шоу и совершенно безразлична судьба подсудимого, и от этого сердце наполнялось злостью.
В зале не было Надин. Том тщательно изучал присутствующих и нарочно медленно продолжал свою речь. У самой двери сидел работник Министерства, который записывал заседание и напомнил судье о полном контроле происходящего. В зале были солидные мужчины и несколько женщин, одни сурово смотрели на подсудимого, другие же, как школьники, перешёптывались, то и дело, указывая на фигуру Лео. И Надин среди них не было, но Том, заканчивая свою речь, был уверен, что не мог выдумать чувство её присутствия. Так умела лишь она: испепелять взглядом, извлекая наружу честность. Ей хотелось доверять, и Том успешно это делал, хоть друзья смеялись. «Совершенно обычный взгляд совершенно обычной девчонки! – в голосе море самоуверенности и самовлюблённости. – И никак он не выделяется, ничего не значит!»
– Для вас, – судья завершил свою речь и без сил опустился в кресло.
Звонок оповестил о продолжении заседания,