Правда…этим не совсем все сказано. Есть кое-что, ускользавшее ранее из моих уст. Это просьба.
При встрече все объясню. Надеюсь, она состоится.
Навеки твой преданный друг, Михаил».
Сердце Виктора с каждой строчкой стучало все сильнее, беспокойство нарастало. С гораздо большей охотой он сейчас поверил бы в то, что все это какое-то нелепое недоразумение, шутка, выдуманная безвестным проходимцем с целью подстегнуть его нервы, а Мишка — как был всегда очень крепким парнем, как пускался во все тяжкие без каких-либо раздумий, таковым и остался. Бумага дрожала в руке, в голове мелькали образы, лица, воспоминания. Еще минут десять он сидел, не двигаясь, устремив взгляд в точку, не принадлежавшую этому пространственно-временному изъяну, а еще через минуту уже стоял в кабинете своего начальника. Он знал — за время работы в Академии у него накопилось уже несколько отпускных месяцев, но проект под его руководством требовал ныне постоянного присутствия того, кто заварил эту кашу.
— Добрый день. Я могу с вами поговорить? — Спокойным голосом произнес Виктор, войдя в кабинет начальника.
— Проходите, коли пришли.
— Мне нужен отпуск… на неделю.
— Ха! Не только Вам, я бы сам не отказался отдохнуть от этих съедающих душу опытов. А в чем, собственно, дело?
— В Петербурге мой родственник при смерти, мне необходимо находиться рядом с ним.
— Ну да, а у меня собака скоро подохнет, и что теперь, все бросить на самотек и отправиться готовить ей торжество?!
— Простите, но это животное! — Виктор не смог сдержать порыва и повысил голос.
— Не обсуждается. Если вам так нужно, пишите заявление об уходе и тогда хоть вПитер, хоть на Канарские острова, мне будет уже все равно. Закройте, пожалуйста, дверь с другой стороны.
Виктор бросил последний взгляд на начальника (в этом взоре читалось все, от ненависти до обречения) и вышел, громко захлопнув дверь.
Погруженный в глубокую задумчивость, он бесцельно побрел вдоль коридора и вышел на улицу, мысли непрерывным потоком изъедали его в глубине, пылкость молодости, постепенно угасающая с накруткой лет на счетчик жизни, взбудоражила его кровь, прилившую к щекам, придав последним легкий румянец, в тускнеющих глазах загорелся огонь злости и досады то ли на самого себя, то ли на бестактную речь, как ему казалось дотоле, интеллигентного начальства, а скорее — все в совокупности. Пройдя немного вперед, он присел на скамейку средь оскудевших ветвей деревьев, шепчущих под волей ветра свою таинственную, никому не доступную, неведомую мелодию истинного бытия в кандалах безразличной отрешенности. Когда сила, превозмогающая во сто крат человеческую, воздвигает на чаши весов несравнимые ценности отдельного индивидуума, когда чувствуешь свою беспомощность в довлеющих руках судьбы, стремящихся задушить мираж личности, подвешенной на тонкой нити к своему существованию, главной задачей остается сохранять холодный ум, избегать порывов, грозящих, подобно секире палача, пронзить беспомощного скитальца, вогнать как можно глубже острие ножа в оскудевшую плоть и навеки погрузить ее сущность в непроницаемую тьму отречения.
Когда Виктор вновь постучал в злополучную дверь и вошел, сжимая в руке нацарапанное дрожащей рукой на белом листке заявление, солнце уже завершало свой ежедневный обряд на небосклоне. Не вымолвив ни слова, он положил на стол изумленного начальника условие своего отъезда и также молча проследовал к выходу. Уже в дверях его остановил монотонный, однако, уверенный голос.
— Постойте. Я ценю Вашу преданность долгу перед родными и самоотверженность, но Вы тоже должны понять меня, ведь сейчас отнюдь не самое благоприятное время, особенно в нашей среде, Вы взяли на себя достаточно трудоемкие обязательства по ведению одного из культовых проектов, выдвинутых Академией, а теперь внезапно свалили копну снега на голу не только мне, но и всем участником данных исследований. Сознаете ли Вы всю серьезность своего поступка?
— Вполне. … Вполне.
— Феноменально! — Начальник отвел взгляд в сторону и пробарабанил пальцами по столу маршевый ритм. — Хорошо. На какой конкретно период Вам необходим отпуск?
Это была победа. Среди многочисленных версий, череда которых стремительно сменяла друг друга в момент минувших раздумий, Виктор предполагал подобное развитие событий, но не смел и надеяться на сродное стечение обстоятельств в реалиях столь нелепой ситуации. Что ж. Одной проблемой меньше. Времени размышлять над неожиданным триумфом не оставалось, стремглав вылетев из рабочего корпуса, он почти молниеносно очутился на автобусной остановке и, не желая более терять времени, в буквальном смысле впрыгнул в переполненную маршрутку.
Проезжая по захламленному транспортом шоссе, набитому дыханием машин, вид которого разительно противопоставлял себя утреннему бездыханному пустырю, он старался отыскать то место, где дотоле расположилось изрыгающее последнее дыхание жизни животное, но канитель времени успела наложить свой отпечаток и здесь, тщательно вылизав следы, пускай недавнего, но поныне совершенно утратившего свою актуальность прошлого.
«Интересно — жива ли она…» — Но молнии его мыслей вспыхивали и угасали также мгновенно, как огни фейерверков в праздничную ночь, оставляя за собой лишь терпкий аромат разорванного снаряда событий; в мыслях он уже сидел в кресле самолета, ежеминутно жадно пожирающего сотни литров горючего, он мчался на встречу к другу, волнительно тряс его руку с огрубевшей на ладонях кожей, говорил без умолку и все никак не мог насытиться радостью встречи; сейчас сама возможность трагического исхода болезни, описанной в злосчастном письме, казалась Виктору чем-то далеким, расплывчатым и надуманным всуе.
Войдя домой, он изумился тишине, поселившейся в этих стенах, она изъедала душу, наносила громогласные звонкие удары в барабанные перепонки, и все бы ничего, однако, здесь было нечто еще, что-то неуловимое с первого взгляда, некое присутствие отсутствующих… пустота. Пустота, что струилась из него самого, казалось, она постепенно вытекает из приоткрытого рта, из ритмично расширяющихся ноздрей, даже зрачки излучают тусклый свет ее. Медленно эта пустота окутывает комнату, обволакивает ее своей прочной мутной пеленой очевидности и безропотно погребает все в свои удушающие объятия.
В подобные мгновения на спасение беспомощному человеку приходят самые неожиданные вещи, так случилось и теперь. Стрелка часов — рыцарь в доспехах — прорвала дебри смятения, напомнив своим тиканьем, что время хуже любого изувера не знает пощады ничему, всю жизнь