Кевин меня больше не любит. В смысле, он так не сказал, однако заговорил о том, что я, дескать, слишком хороша для него, что он меня не заслуживает. Сегодня раз десять прошла мимо пекарни, надеясь его увидеть и поговорить обо всем. После всего, что у нас с ним было, мне недостаточно жалкой эсэмэски, да еще с двумя «н» в подписи. Увидеть его мне удалось, правда, издалека, во время перерыва. Мне все стало ясно. Если я слишком хороша, то Клара, вероятно, в самый раз.

Я сидела в подъезде, поджидая почтальоншу, и все обдумала.

Непонятно, в чем, собственно, дело. Я составила список: всего в жизни я встречалась с семью парнями. Первые четверо бросили меня, потому что я не захотела с ними спать. Последняя же троица бросила меня сразу после того, как я с ними переспала. Мне-то казалось, что именно этого они и добивались, столько было разных сообщений по телефону, самых настоящих, не сублимированных[10]. Отчего же, когда им дали то, чего они хотели, оказалось, что им этого больше не нужно?

Вот почему я теперь думала о каждом из них. Нежные, предупредительные, они говорили о нас во множественном числе, строили планы на будущее, как тут можно было не влюбиться?

Инес утверждала, что мне не стоило торопиться с сексом, я должна была их поманежить, дать им побольше времени, чтобы они лучше меня узнали. Марион предположила, что я как-то не так вела себя в постели, что на Ютубе достаточно роликов, где опытные наставники всегда подскажут, как усовершенствовать себя в этом отношении. Шарлотта же сделала общий вывод, что все они – свиньи.

Я не знала, что и думать. Может быть, мужчины, как в сказке о Золушке, после любви способны превращаться во что-то совсем иное?

В нашем квартале почту обычно разносила Соня, с которой мы вместе занимались синхронным плаванием в начальной школе. Она без проблем отдавала мне почту, вместо того чтобы бросить ее в почтовый ящик. Но сегодня пришла не она, а незнакомый молодой человек с вьющимися волосами. Прислонив велосипед к стене, он с озабоченным видом разглядывал ящики с десятками имен.

Я поднялась с места:

– Если хотите немного облегчить себе задачу, дайте мне все, что у вас есть для Мулино.

– Не беспокойтесь, я разберусь, спасибо!

– Послушайте… Я жду срочное письмо, а ключ от ящика, как назло, забыла.

Он затряс головой.

– Не уверен, что я вправе это делать.

Я адресовала ему одну из самых обольстительных своих улыбок, уверяя его, что фамилия Мулино была самой что ни на есть моей. Он потребовал в ответ показать ему мое удостоверение личности. Я показала, но мне тут же пришлось оправдываться:

– Если уж честно, то моя фамилия не совсем Мулино. Мои родители развелись, но это фамилия моей матери.

Почтальон взглянул на фото, потом на меня, потом снова на фото, потом снова на меня.

– В жизни вы гораздо красивее.

Я опять улыбнулась, на сей раз непритворно.

Он порылся в сумке, достал два конверта и протянул их мне. Оставив у себя письмо со штемпелем лицея, я бросила второе в ящик.

Когда я уже направлялась к лестнице, он меня окликнул:

– Мулино! Как насчет того, чтобы мы снова встретились?

Звали его Люка, ему было двадцать один год, и он только что устроился на работу благодаря своей матери, работавшей кассиром на почте; он играл на гитаре в рок-группе, и мы договорились с ним пойти в кино в среду после обеда.

Я не стала подниматься в лифте, прыгая по лестнице через ступеньку, чтобы у моего сердца появилась веская причина забиться сильнее обычного. Мама вот уже час как ушла на работу, по квартире все еще плыл аромат ее духов. Я вошла в свою комнату, поприветствовала фотографию папы, стоявшую у изголовья, на которой он держал меня, двухлетнюю, на руках, потом легла на постель и стала представлять, как у нас все будет в среду. Очень надеясь, что мы с ним пойдем на фильм о любви.

Дорогой Марсель!

Жаль, что я не писала тебе так долго, но у меня был грипп, так что я не прошу прощения. Временами у меня была такая высокая температура, что я не осмеливалась садиться на стулья из пластика. Не волнуйся, сейчас уже все в порядке, хотя до сих пор по утрам у меня бас, не хуже, чем у Гару[11].

Сегодня учителя коллежа все дружно отправились на забастовку, чтобы устроить уличное дефиле, которые сейчас в большой моде, а так как Хлоя была в лицее, мама сказала, чтобы я пошла к дедушке, но провести весь день с шестидесятилетними старичками, нет уж, благодарю покорно, я не любительница антиквариата. Поэтому я отправилась к Клелии, ее отец разрешил нам остаться под его присмотром, но на самом деле под его присмотром скорее был телевизор.

Мне нравится ходить к Клелии, потому что у нее есть миленькая собачка по имени Рокки, но особенно потому, что у нее есть еще две крысы. Это так круто – крысы, все думают, что они разносчики всякой грязи, но на деле это первые чистюли, и кроме того, они очень-очень умные. Я смотрела по телевизору передачу о том, что крысы могут прийти на помощь другим крысам, не требуя при этом никакого вознаграждения. Вот здорово, если бы побольше людей тоже были такими.

Крыс Клелии зовут Царапка и Зубастик. Она поначалу думала, что это две самочки, но поскольку у Царапки появились семь детенышей, то либо Зубастик – мужского пола, либо можно забеременеть просто, оттого что грызешь морковку (надеюсь, это не так). Я бы так хотела взять себе кого-нибудь из них, однако, буквально наступив на горло собственной песне (хоть я и не любительница высокопарно выражаться), была вынуждена отказаться. Уж слишком хорошо я помню, как однажды, когда я была маленькой, мы увидели на лестнице мышь. Мама тогда так громко закричала, что мои барабанные перепонки отдали концы на несколько минут, потом она скатилась кубарем по лестнице, словно на лыжах. Вот почему, как только представится удобный случай, я всегда спешу к Клелии. Мы с ней берем каждая себе на плечо по одной – Царапку и Зубастика – и отправляемся на прогулку. Когда крыски пьют прямо с наших языков, обхватывая лапками наши губы, какое же