В общем, Васька Шнырь был еще тем артистом…
– На другой день после нашего разговора Гришку нашли мертвым… – Петря содрогнулся.
Быстро схватив чашку, до половины наполненную водочным самопалом, подкрашенным чайной заваркой, он выпил ее одним духом и занюхал хлебной коркой.
– С печки упал? – безразлично поинтересовался Васька.
– Зарезали… как барана. В его же хате. Кровищи было… – Петря снова побледнел.
– Наверное, дружки… по пьяной лавочке, – высказал предположение Шнырь. – Не водись с кем ни попадя.
– Не было у него дружков! Он общался лишь со своими напарниками по работе, а также со мной – по-соседски, и то очень редко. Гришка всегда сторонился людей. Он так и не женился, хотя мужик был видный. Потому и пошел в гробокопатели – я так думаю, – чтобы быть подальше от мира. У Гришки было намерение податься в монахи, но его сдерживало то, что в монастырях запрещено даже прикасаться к вину. А это для Гришки было как кость в горле.
– Да, это загадка… – Васька разлил «чай» Сироштана по чашкам и сказал: – Давай выпьем… за упокой души раба Божьего Гришки…
Приятели выпили, и Шнырь, подозвав молоденького полового, кивком головы указал на опустевший чайник. Мальчишка с юной прытью побежал выполнять заказ.
– Так говоришь, Гришке всунули «перо» между ребер… – Васька задумчиво разминал папироску своими на удивление длинными и гибкими пальцами.
– Не просто пырнули ножом, а разрезали его на куски, как свинью, – уточнил Петря.
– Да-а, значитца, в этом деле и впрямь что-то нечисто…
– Я ж тебе говорю.
– Ну, это еще не факт, что зарыли что-то ценное. Однако же неплохо бы проверить… Тихо, тихо! Не горячись. Сразу соваться на кладбище нельзя. Нужно все обмозговать как следует, набрать ватагу, а там и… В общем, понятно. Вдвоем мы вряд ли справимся. Уж больно сурьезная картина вырисовывается. А к тебе потом никто не подходил, про Гришку не спрашивал?
Петря похолодел.
– Спрашивали, – сказал он упавшим голосом. – Где-то спустя две недели после его смерти. Какой-то большой полицейский чин приезжал. Странный…
– И что он хотел узнать? – Васька пригнулся к столу и смотрел на своего приятеля с хищным вниманием.
– Дружил ли я с ним, какие разговоры велись между нами…
– Ну, это обычное дело. Сыск. Тебя обязаны были допросить.
– Так ведь допрашивали… на следующий день. Я сказал, что никакого отношения к Гришке не имею, знаю его лишь как соседа («Наше вам…» – «До свидания»), никогда с ним близко не общался, ничего не видел и ничего не знаю. Хорошо, что я в ту ночь подрядился разгружать вагоны… до утра разгружал. А потом пошли в трактир, прямо с утра. Гужевали до полудня, нам хорошо заплатили. Вся бригада грузчиков подтвердила, что я никуда не отлучался.
– Алиби… – сказал Шнырь. – Это называется алиби. Повезло тебе, румын. Иначе хлебал бы ты сейчас пустые щи в Лукьяновском замке[19]. Сшили бы легавые дельце – и привет. Но, я вижу, фараон тебе сильно не понравился. С чего бы?
– Чересчур гладко стелил. Я ведь раньше лишь с околоточным надзирателем общался, но тот, ежели что, сразу кулаком в морду. Этот же все культурно, грамотно, с подходцем. Прям убаюкал. Я едва не начал выкладывать ему все как на духу. Да вовремя спохватился, потому что наступил пяткой на гвоздь. У меня сапоги прохудились, и я, когда их чинил, каблуки прибил чересчур длинными гвоздями. Но концы не все загнул. Просмотрел. Вот гвоздь и начал шпынять меня, когда я из трактира вышел. А дома я даже не успел снять сапоги, как появился этот полицейский.
– Дело пахнет керосином… – Васька Шнырь неожиданно вспотел неизвестно отчего. – Похоже, Петря, это я охломон, а не ты. Извини. Нужно дернуть за эту ниточку. Обязательно нужно. В моей груди уже просто пожар. Когда так бывает, это значит, что дело верное. Там точно закопали что-то ценное. И теперь прячут концы в воду.
– Может, шпиёны?.. – высказал предположение Петря. – Война идет…
– Возможно. Проверим Петря, будь спок. Ежели найдем там барахлишко какое или золото – отлично, ну а если какие-нибудь шпионские штучки – тоже хорошо. Получим благодарность от государя императора… за бдительность. Для городовых будет отмазка – чтобы не теребили лишний раз. А где это кладбище находится?
– В Китаевской пустыни[20].
– Что-то не припоминаю…
– Старый монастырский погост на Китай-горе. Там уже давно никого не хоронят.
– А, ну да… Выходит, ящик заныкали на старом кладбище. Мудро. Но есть одна загвоздка – неплохо бы знать, где именно расположена эта заветная могилка. Гришка об этом тебе говорил?
– Нет, не говорил.
Васька Шнырь скептически ухмыльнулся и сказал:
– Вот так всегда: удача сначала поманит, а потом взмахнет крылышками – и ищи-свищи ее. Или ты предлагаешь все могилки на кладбище разрыть?
Немного поколебавшись, Петря сказал:
– Все могилки трогать не надо. Я знаю точное место.
– Да ну?! – удивился Васька. – Ты ж сказал, что Гришка на эту тему разговор не заводил. Непонятно… И где оно, это заветное местечко? Колись, друг ситцевый.
Даже Ваське Петря не рассказал бы, чем он занимался, когда нашел тело Гришки. Вместо того чтобы сразу бежать в полицейский участок, он тщательно обыскал все потайные места в убогой хатенке своего соседа. Но искомое нашел лишь в сарайчике, где Гришка когда-то держал кур.
Коробка из-под монпансье была спрятана под стрехой. В ней Петря нашел около полусотни рублей, которые Гришка хранил на «черный день», и мятую бумажку с нарисованным чьей-то неверной рукой планом Китаевского кладбища. Заветную могилку обозначили крестиком.
Большие деньги, на которые надеялся Лупан, исчезли. А они точно были. Наверное, их забрали убийцы.
Досконально изучив найденный план, Петря набрался смелости и однажды посетил сначала церквушку, возле которой находился погост, – помолился, – а затем и само кладбище. Надгробие над могилой оказалось старинным, но у Петри был зоркий глаз, и он сразу определил, что оно установлено недавно.
Похоже, кладбище, откуда взяли надгробие, располагалось в другой местности, поэтому мох на могильном камне оказался с южной стороны, а должен быть с северной, как на других надгробиях. Или копачи сделали так намеренно – уж неизвестно зачем, или впопыхах воткнули камень абы как.
А еще в высокой траве Лупан нашел несколько достаточно свежих комочков глины, которую можно было достать только из-под полуметрового слоя чернозема. Наверное, те, кто маскировал захоронение, проглядели их.
– Не все сразу, – ухмыльнулся Петря. – Когда будем на месте (если, конечно, сговоримся), тогда и покажу.
– Выходит, не доверяешь мне… – Васька Шнырь изобразил обиду. – Нехорошо…
– Без доверия к тебе этого разговора не было бы, – неожиданно жестко ответил Петря. – Похоже, в деле, как ты намекнул, будем не только мы двое. Поэтому лучше мне приберечь свой козырь в рукаве. Или я не прав?
– В общем-то да, ты прав… – неохотно согласился Васька. – Ладно, все, никаких обид.
Уж он-то хорошо знал нравы и обычаи воровского сообщества…
– Так ты согласен? – с надеждой спросил Петря.
– Я-то согласен… но нам нужна, как я уже говорил, подмога. Сурьезная подмога. Надобно идтить на поклон к Федьке Графчику.
– Кто это?
– О, это большой человек на Шулявке, – уклончиво ответил Васька. – Если он согласится войти в дело, тогда все будет тип-топ.
– Ну, если так…
– Не переживай. Свою долю в случае удачи ты точно получишь. Мы ж не какие-нибудь фармазоны. Мы солидные, фартовые мазурики. Между прочим, ты и один мог пойти на промысел… Почему не решился?
– Боязно одному.
– То-то… Очко ведь не железное. Гуртом и батьку легче бить. А скажи мне, ты знаешь напарников Гришки?
Петря насторожился. Он сразу понял, куда гнет Васька, и на какой-то миг пожалел, что связался с ним, но потом с присущим ему благоразумием подумал, что другого выхода у него все равно не было. Раскромсанное тело Гришки постоянно вставало перед внутренним взором Петри.
– Откуда? О них он не говорил, – с легким сердцем ответил Лупан; в данном случае он говорил чистую правду.
– Это плохо… – похоже, Васька не очень поверил своему приятелю, однако не стал на него напирать; он уже полностью уверовал в то, что на Китайке спрятан клад, и боялся, что чересчур подозрительный Петря может дать задний ход. – Но не беда. Может, тебе известно, у кого Гришка работал?
– Да, известно. У Ваньки Бабая.
– Понял. Козырное заведение. Это уже легче… Ну что, брат, допиваем ханку и по коням? Сегодня мне много чего нужно сделать. А ты сиди дома, никуда не ходи. Возможно, уже этим вечером понадобишься. Но ежели не сегодня, то завтра – точно. Жди.
– Ты ж не подведи…
– О чем базар? Все сделаем, как надо. Кстати, где ты достал такой козырный кишкотник?[21]
Брюки Лупана поддерживал прочный флотский ремень (почти новый), который застегивался бронзовой бляхой с двуглавым имперским орлом и якорями. Когда началась война, такие ремни начали считаться у городской босоты большим шиком.
– Морячок один подарил. Он был в Киеве проездом.
– Не может быть!
– Ну, не совсем подарил… В общем, мы махнулись: он мне ремень, а я ему зажигалку. Помнишь, ту, что я купил у тебя? Но ремень-то стоит гораздо дороже…
– А… – Васька вздохнул с облегчением –