– Как не знать, – широко улыбнулся парень, – коли слава твоя впереди тебя бежит?
Ушкуйники одобрительно заулыбались, подозрительность в их взглядах сменилась доброжелательностью: грубая лесть Стояна явно пришлась по душе. Взгляд Луки Варфоломеева тоже потеплел, однако лицом он продолжал оставаться неподвижен.
– Ты один? – спросил атаман, по-прежнему пристально вглядываясь в слегка наивные голубые глаза парня.
– Нет. Нас двое.
– Овец стригли?
На какое-то мгновение Стоян растерялся, не поняв сути вопроса, но, быстро вспомнив рассказы Носка, с напускной солидностью протянул:
– Приходилось…
Парень сказал неправду. Его приятель Носок в прошлом и впрямь какое-то время «стриг овец» – грабил купцов вместе с ушкуйниками. Что же касается самого Стояна, то он сызмальства ходил по реке лишь с рыбацкой артелью, к которой два года назад и примкнул изрядно отощавший от долгих скитаний Носок. Несмотря на солидную разницу в возрасте (Носок был почти на десять лет старше Стояна), они сильно сдружились, поэтому когда бывший ушкуйник, обладавший строптивым характером, повздорил с артельным атаманом и его выгнали из артели, юноша долго думать не стал: собрал свои немудреные пожитки, вместившиеся в один-единственный заплечный мешок, и покинул артель вместе с новым товарищем.
– Это хорошо, – похвалил Варфоломеев. – А оружие и доспех имеете?
Стоян потупился и смущенно развел руками: тут ему похвастаться было нечем. Два ножа и кистень Носка не в счет, а из рассказов приятеля он знал, что каждый ушкуйник непременно должен иметь личные копье, лук, саблю, шлем и кольчугу, а то и панцирь. Конечно, оружие можно было бы добыть и в походе, но новобранцам – охочему люду – подобная удача выпадала лишь в том случае, если ватага не могла набрать нужного количества людей.
Бить басурман считалось тогда в Новгороде делом законным и похвальным, поэтому оружием и деньгами ушкуйников часто снабжали богатые новгородские купцы. Но не безвозмездно – по возвращении из похода ватаге приходилось щедро делиться с ними добычей. Сейчас же, похоже, Лука Варфоломеев решил не влезать в долги. Или же намечал тайный поход, о котором никто из посторонних не должен был пронюхать. Атаманы ватаг хорошо знали, что иноземные купцы в Великом Новгороде имеют платных осведомителей, причем как из голытьбы, так и из числа зажиточных горожан, и потому рядовым ушкуйникам (за исключением особо доверенных лиц) о своих планах в целях предосторожности не сообщали.
– Понятно, – молвил Лука с кислой миной. – Что ж, добудете оружие – милости просим. Даю вам на это седмицу[17]. Встреча здесь же, в такое же время, – подытожил он и, отвернувшись от Стояна, словно разом забыл о его существовании, продолжил разговор со своими спутниками на понятном только им языке.
Потупившись, парень вернулся на место.
– Ну што, получил отлуп? – полюбопытствовал Носок.
– Оружие иметь надобно… – мрачно ответил Стоян. – А где нам ево взять?
– Главное, не где, а за какую деньгу, – со вздохом проговорил Носок. – Да-а, незадача. И я, как на грех, аккурат вчерась свой панцирь продал…
– Зачем?!
– А затем, друг мой, што нам и за постой платить надыть, и харчиться. Покуда работу не найдем.
– Эх!.. – Стоян пригорюнился, едва не плача.
– Да будет те… – Носок успокаивающе похлопал его по литому плечу. – На Варфоломееве свет клином не сошелси: другим атаманам хорошие бойцы тоже нужны. Ежели имеешь желание в охочий люд податься, так я поспрошаю.
Расплатившись за ужин, приятели покинули корчму Шукши. Уходя, Носок лопатками чувствовал острый взгляд, которым сопровождал его Лука Варфоломеев. «Неужто признал?!» – подумал, холодея, Носок. Он даже от Стояна скрыл, что в той памятной драке схватился с самим атаманом. И не приди тогда на помощь Варфоломееву его люди, давно бы он уже кормил раков на дне Волхова.
…Небо над Великим Новгородом очистилось от туч, и яркое весеннее солнце вызолотило маковки храмов, украсило бриллиантовой пылью начавшие таять сугробы и добавило радостного настроения развлекавшемуся по случаю праздников народу. Как правило, ни одна масленичная неделя в Новгороде не обходилась без медвежьего представления, весьма популярного и у городских, и у деревенских жителей. Православные священники сию народную забаву строго осуждали, называя «бесовским угодьем» и «богомерзким делом», однако, несмотря на все запреты и гонения, медвежья потеха продолжала существовать, веселя и радуя крестьян и бояр, ремесленников и князей, взрослых и детей. Особенно же прижилась эта забава в вольном городе Великом Новгороде, где недостатка в храбрецах-удальцах никогда не было и где язычество испокон веков успешно сосуществовало с христианской верой.
С учеными медведями ходили по Руси с незапамятных времен. В народе медведь ассоциировался и с лешим, и с языческим богом Велесом[18]; считалось даже, что он обладает магической целебной силой. А крестьяне были твердо убеждены, что медведь сильнее самого нечистого и способен отвести беду: если, к примеру, спляшет подле дома, да еще и обойдет вокруг него, то пожара никогда не случится.
Вечным спутником медведя и поводыря была также бодливая коза, которую обычно изображал мальчик, наряженный в мешок с прикрепленной к нему козлиной головой с рожками и приделанным на уровне лица длинным деревянным языком. «Коза» выплясывала вокруг медведя, дразня его и покалывая деревянным языком, а медведь бесился, рычал, вставал на задние лапы и кружил вокруг поводыря. Считалось, что это он так танцует. По окончании представления поводырь, сыпавший во время неуклюжей пляски спутников шутками-прибаутками, давал медведю в лапы короб, и тот обходил с ним честную публику. Благодарные зрители бросали в короб веверицу, калачи, вяленую рыбу, куски мяса и прочие съедобные лакомства.
Довольно часто и поводыря, и медведя щедро угощали водкой, после чего изрядно опьяневший мужик-поводырь предлагал медведю «побороться». Их борьба вызывала у публики бурю восторга, хотя и не всегда, увы, заканчивалась для поводыря благополучно.
Сегодня Стоян и Носок попали на другую разновидность медвежьей потехи – на единоборство с медведем человека из числа добровольцев. Такие состязания тоже были чрезвычайно популярны в Новгороде и устраивались не только для князей и бояр, но и для простого народа. Причем участвовать в схватке с медведем могли как специально нанятые для этой цели профессиональные ловчие, так и любые храбрецы, любители острых ощущений. Бои проходили на специально огороженной площадке. Для них заблаговременно отлавливались матерые дикие медведи, на одного из которых человек и шел потом с одной лишь рогатиной[19] в руках. Впрочем, схватка вооруженного рогатиной человека с медведем считалась тогда самым обычным способом охоты на зверя. На бой же выходили представители любых сословий и чинов – от простого люда до детей боярских и княжеских.
Нынешний медведь был сильно разъярен и оттого еще более страшен. Видимо, его разбудили, выманили из берлоги и отловили сетью, и теперь он бесился не столько из-за обступивших клетку людей, сколько из-за утраченной возможности досмотреть зимний сон. Судя по отличной, не свойственной зимним медведям упитанности, по шелковистому блеску шерсти и налитым мышцам, после отлова его успели хорошо откормить. На вид ему было лет пятнадцать – именно тот возраст, когда медвежьи реакции отличаются быстротой, а действия – стремительностью.
– Ух ты, каков зверюга! – не удержался от восхищенного восклицания Носок. И добавил: – Но не хотел бы я с ним встретиться в лесу, пущай даже и оружный. А ужо здеси… – Он указал пальцем на место, отведенное для медвежьей потехи, и замолчал.
Площадка-арена была огорожена бревенчатым забором, преодолеть который не смог бы даже медведь; по крайней мере быстро и споро. Однако на всякий случай сразу за забором стояли лучники и копейщики: вдруг медведь окажется слишком шустрым и сообразительным? Сами же зрители толпились на мостках, несколько возвышавшихся над местом, где должна была состояться медвежья потеха.
– А кто у нас силен, аки богатырь, кто храбр?! – громко вопрошал зазывальщик. – Подходи, народ честной, сам Хозяин ждет лесной!
Довольно долго на его призыв никто не отзывался: новгородцы обладали редкой для русского человека рассудительностью и, судя по всему, никого из них пока не прельщала перспектива пасть посреди светлого праздника Масленицы жертвой столь страшного зверя. Поняв, что представление может не состояться, хозяин медведя предпринял другой шаг: решил заманить храбреца с помощью самого сильного и надежного средства – денег. Будучи человеком небедным, он достал из калиты цельную гривну, продемонстрировал ее со всех сторон публике и объявил:
– Тому, кто сразится с Хозяином, достанется эта награда!
Сие предложение оказалось сильнее любых других аргументов, и из толпы тотчас выступил крепкий мужик среднего возраста. Без лишних слов он взял в руки предложенную ему рогатину, внимательно осмотрел ее, проверил остроту лезвия и прикинул оружие на вес. Видно было, что орудовать рогатиной ему предстоит не впервой. Мужик ударил с владельцем медведя по рукам, заключив таким образом устный уговор, а затем прошел за ограду и встал в противоположном от клетки