Что было потом, до сих пор вспоминать стыдно: я шепотом поведал капитану, что этот старинный амулет, по слухам, может даже остановить пулю. Клиент после этих слов стал ржать как ненормальный. Вытерев слезы, капитан поведал мне, что я мошенник и аферист, что он не верит во всю эту, как он выразился, "поетень". Это его жена попросила, а он мужик - дал слово, слово выполнил… А когда капитан повторял: "тайное ниндзютцу - шаолиньская железная рубашка", - то снова взрывался громким смехом. Ну, что тут говорить - лучшее враг хорошего. Для него это был явный перебор или какой-то казарменный прикол. Да и что самое обидное - денег он больше не дал. А брелок-то пятнадцать рублей стоит!
Ну, ничего. Мне голова дана не для того, чтобы в нее есть, а чтобы думать. Свои ошибки я всегда воспринимаю довольно спокойно, анализирую и делаю все возможное, чтобы не допустить подобного в дальнейшем. Так и здесь. Идея с брелоком, отводящим злые намерения, имеет потенциал, а вот у "тайного ниндзютцу" его нет. Где-то есть прокол. Думая об этом я заметил, что машинально верчу кольцо большим пальцем левой руки. Эта привычка появилась недавно, и она мне не нравилась. Я попробовал в очередной раз безуспешно снять кольцо, потом поднес руку ближе к глазам и выругался вслух. Ну что мне стоило одеть его не на средний палец, а на какой-нибудь другой. Также смотреть неприятно - сам себе невесть что показываю.
- Так, - заметил я вслух. Привычка говорить вслух (она мне тоже не нравилась - что-нибудь ляпну невзначай при клиентах), появилась еще со школы. - А скол на тебе стал еще больше. Сейчас тебя разломаем.
Я стал искать что-нибудь острое, чтобы расковырять поврежденный метал. Отвертка? Нет, не подойдет. Ага, вот скальпель - в самый раз. Только я устроился в кресле и положил левую руку на стол, вознеся правую со скальпелем вверх, как зазвенели колокольчики на дверях и в салон ворвался какой-то бомж с криком "Не надо больше"! В такой дурацкой позе, как будто решил пронзить себе кисть, я посмотрел на него: худой, грязный, в одежде большей на три размера, а он, уставившись на мою левую руку, стал повторять: "Не надо больше! Не надо. Прости меня".
- Эй, гражданин, - решил я прекратить комедию. - Вы кто? И что вам здесь надо.
Бомж перевел взгляд на меня и спросил:
- Вы меня не узнали? Это же я, Кирпич. Простите меня. Я так больше не могу.
Я с трудом узнал в этом доходяге бандита. Вот свезло, так свезло - парень то оказался шизофреником. Как он себя накрутил за месяц! О таком самовнушении я только в книжках читал.
- И что тебе надо, - я сразу взял тон, показывающий, кто здесь хозяин.
- Снимите с меня проклятие, пожалуйста, и простите, что Вас обидел. Это все Санек, я был против этого. Вот, я верну Вам все деньги, что мы взяли у Вас. И тут еще. Все что у меня есть, - он протянул пухлый конверт и зарыдал. - Простите меня, простите. Это не я, это все Санек.
Признаюсь - я был ошеломлен. И пока приходил в себя, Кирпич мне выложил всю свою историю. Оказалось, что его напарник (Шустрик), помер через неделю после визита сюда. Что-то с печенью у него было не в порядке.
- А когда я в морг на опознание приехал, у него в мобиле мой номер последним был, - всхлипывал Кирпич, - а у меня кошмары, и сердце болит, а врач сказал, - хлюп, - что Санек всю печень свою пропил, она у него будто червями была изъедена. Как Вы и сказали ему: "черви будут есть тебя живого".
Вот спасибо, вот да врач. Найти бы тебя и поцеловать. Всего одной фразой добил клиента! Кирпич тем делом продолжал причитать:
- А у меня сердце стало болеть, спать боюсь. Уже неделю не сплю. Я и в церковь ходил, и к другим колдунам - не помогло. А один ведун, которому я рассказал как все было, сказал мне, мол, дружок твой помер быстрее тебя, потому что Вы его своей кровью закляли. А у меня еще есть шанс, беги, мол, с поклоном к проклявшему тебя, может он и простит.
Вот она, вот она корпоративная солидарность! А я в нее еще не верил. Нужно обязательно узнать адрес этого коллеги и проставиться за совет. Я забрал у Кирпича пухлый конверт, простер над его головой руку и невнятно пробурчал какую-то белиберду.
- Все, свободен, можешь идти, - сказал я, не скрывая злорадства. И я этого доходягу боялся? Верно говорят, что у страха глаза велики.
- Как все? А как же очищающий ритуал?