Он потянулся к губам девушки, намереваясь еще раз поцеловать, но пальцы в тонкой перчатке остановили его.
— И кто из нас двоих сейчас атакует? — поинтересовалась Клаудиа, изящно качнув бедрами.
Он застыл, открыв рот.
— Ага, на этот вопрос я получила ответ! — лукаво отметила красавица и призывно улыбнулась. — Тогда спрошу еще: кто же должен проиграть, если атакующий известен?
Сатур фон Ниддл взял бокал из рук кокетки, залпом выпил янтарную жидкость.
— Пойдем танцевать! — Игриво стрельнув глазками, Клаудиа потащила его в зал.
Он так и не нашел что ответить, молча подчинился.
— Так что? — Красавица прижалась к нему бедрами и низом живота, обвила руками шею. — Почему замолчал мой кавалер? Я не услышала: кто же должен проиграть в этой партии, если атакующий известен?
— Гм… — Фон Ниддл прочистил горло. — Если бы… если бы я играл против самого себя, то… то знал бы точно: проиграть должен Сатур фон Ниддл.
Клаудиа звонко рассмеялась.
— Хорошо сказано! — признала она. — Не подкопаешься. Если Сатур фон Ниддл играет сам против себя, один из них двоих точно должен проиграть. Вот только какого из двух имел в виду мой кавалер?
— Пожалуй, я выпил слишком мало, чтобы понимать такие головоломки… — с усмешкой заявил барон, вновь уклоняясь от ответа.
— Сатур… — Клаудиа остановилась, забыв о танце, посмотрела на партнера. — Сатур, правда же я достойный противник?
— Противник?! — Он удивился абсолютно искренне. — Лу, разве мы противники? Для меня это неприятная новость. Почти трагическая.
— Да нет же, я неправильно выразилась! Просто на миг представь, что я — твой противник. Легко ли тебе было бы со мной справиться? Разве я недостойна тебя?
— Достойна! Достойна! — мигом отозвался он, с жаром притягивая девушку к себе. — Еще как достойна! — Сатур услышал простой и понятный вопрос, на который мог без проблем дать простой и понятный ответ.
— Барон, вы чудовище! — с трудом прошептала Клаудиа, переведя дух после сумасшедшего поцелуя. — Я спрашивала о другом!
— Прости, Лу! Наверное, я не совсем правильно угадал…
— Сатур!!! — Ему показалось, на ресницах Клаудии задрожали слезы. — Я прошу тебя… Умоляю, перестань морочить мне голову! Уверена, ты все понимаешь. Все, о чем я спрашиваю. Просто мастерски уходишь от ответов на сложные вопросы, замечая лишь простые. Сатур! Пожалуйста, ответь! Неужели ты не понимаешь, о чем я говорю?! Мне на Воксе нет места. Здесь… ладно, я не буду говорить «скучно». Здесь все невыносимо просто. Каждому предначертана какая-то дорога, и свернуть с нее почти невозможно. Более того, никто и не хочет сворачивать, думая: пусть все идет, как идет. Но сегодня я встретила тебя и вдруг поняла, что жизнь, она более сложная. В ней можно свернуть со своей колеи, выбрать что-то другое. Новое, интересное. Сатур! Я хочу путешествовать! Хочу узнать другие миры! Пожалуйста, ответь! Ты же видишь: я могу быть томной, капризной кокеткой, могу быть обольстительной светской львицей, могу быть умной женщиной, надежным помощником…
— Ты просто выпила коктейль на основе маврозийского рома, — перебил фон Ниддл, сообразив, к чему клонит девушка. Она вдруг надумала стать его спутницей, в то время как барон преследовал совсем другие цели. Он должен был всего лишь уложить красотку в постель, до того как наступит рассвет. Постель, и не более. — Прости, Лу! Бывает, маврозийский ром странно действует на людей. С моей стороны было бы некрасиво воспользоваться этим. Подло, нечестно. Пойдем подышим воздухом?
Он вновь увлек дрожавшую красавицу из зала в ночную мглу, под маленькие фонарики звезд. Заставил ее шагнуть к перилам, а сам встал за спиной, целуя голые плечи, нежную кожу шеи, выбившийся локон… Руки фон Ниддла скользнули по бедрам Лу, дрогнули, будто сожалели, что прекрасное тело скрыто под тонкой тканью, — девушка почувствовала это.
— Давай оставим сложный разговор о будущем на утро, — вкрадчиво предложил Сатур. — Пока я не отвечу тебе ни «да» ни «нет». Но не потому, что «да» — невозможно. Просто… просто сейчас ты плохо контролируешь себя… из-за выпитого маврозийского рома. Вспомни, какой ты была в начале вечера и какой стала сейчас. Это ром толкает на необдуманные шаги! Жизнь представляется не такой, какая она на самом деле. Тебе кажется, что здесь плохо? Но разве это действительно так, Лу?! Ты — первая красавица среди незамужних дам высшего света. Ты могла бы найти выгодную партию, стать женой какого-нибудь посла, дипломата. Или банкира, бизнесмена. Всю жизнь не думать о рутинных проблемах, о необходимости добывать деньги на пропитание, даже на украшения и наряды…
Красавица дернулась, будто хотела развернуться, встать лицом к барону, но тот крепче обнял ее, не позволил.
— Не спорь, Лу! Я старше. Тебе двадцать три, а мне почти сорок. Я лучше знаю жизнь. И знаю, что такое маврозийский ром… А потому давай отложим серьезный разговор до утра, когда весь мир вокруг станет другим. А пока… пока… Твои слова о скуке, о предначертанной дороге заставили меня вспомнить еще одну притчу. Я хотел бы рассказать ее тебе. Не возражаешь?
Он чуть наклонился вперед, прижался губами к маленькому ушку Клаудии, затем поцеловал ее в шею. Еще и еще раз. Ладони его вновь дрогнули, ласково скользнули по бедрам девушки чуть вверх, потом вниз, нежно пробираясь между ног.
— Это и есть «еще одна притча»? — с усмешкой поинтересовалась Клаудиа. — Пожалуй, что-то такое я уже слышала. Возможно, не столь мастерски рассказанное, но…
— Прости. — Фон Ниддл нежно поцеловал пульсирующую на ее шее жилку. — Я тоже выпил маврозийского рома из твоего бокала. Одна и та же жидкость бежит по нашим венам, заставляя терять голову.
— И все же притча?.. — поймав его руки и крепко сжав их, напомнила Клаудиа.
— Один мудрый философ собрал учеников, — начал рассказ фон Ниддл, — собрал, чтобы преподать им урок о жизни. Он взял прозрачную банку и наполнил ее довольно крупными камнями. Наполнил доверху, даже потряс, потом добавил еще несколько штук.
«Полна ли банка?» — спросил философ у своих учеников, когда убедился, что больше ни один камень туда не влезет. «Конечно!» — без колебаний ответили те, кто следил за его манипуляциями. Тогда учитель взял пакет сушеного гороха, высыпал сверху и долго тряс, чтобы горошины заняли пустоты между более крупными по размерам камнями.
«Полна ли теперь банка?» — во второй раз спросил он. «О да, учитель! Теперь она, без сомнения, полна!» Тогда философ высыпал в банку пригоршню песка, еще одну, за ней еще, еще.