Но теперь не будем спрашивать в лоб, зайдем с другой стороны.

– Обрету ли я мужа, о Высокие?

И снова бросила костяшку.

Выпала белая сторона. Зиндра почесала подбородок.

Глупый же вопрос, если подумать. Редко, очень редко какая из степнячек не найдет себе мужа. Хоть вдовца, хоть бедняка, хоть второй-третьей женой, но пустым ее ложе не останется…

Однако продолжим.

– Живет ли мой суженый в моем йере?

Черная костяшка поведала, что избранника ей в родном селении не найти.

– Живет ли мой суженый в роду Варка?

Оракул и на этот раз не колебался: нет.

– Будет ли он пастухом?

Снова нет. Хм… Ну, не больно и хотелось.

– Воином?

Опять черная!

Выходит, не быть ей женой дружинника, степного багатура, как мечтает втайне половина, а то и больше девушек из ее народа.

– Купцом?

Купец, как и воин, редко бывает дома. Но зато купчихе не надо думать о том, чтобы, согнувшись, жать родовую полоску ячменя или с утра до вечера вертеть жернова ручной меленки…

Да что же это – опять черная!

В голову приходили мысли насчет кузнеца или рыбака, но тут словно само сорвалось с уст:

– Будет ли он царем?

Ляпнув это, она сама себе удивилась: ну кто тянул за язык? Ну ты и спросила, дева! Но костяшка уже вылетела на освещенный луной травянистый склон…

И Зиндра оцепенела, утратила дар речи. Костяшка подтвердила, что мужем ей боги назначили царя.

Она даже подняла глаза к начавшей заходить за Ведьму лунной тарелке, пытаясь понять, не пошутила ли Апи над глупой смертной. Конечно, по материнской линии она – правнучка знаменитой воительницы Амаги. Но земли, где было ее маленькое царство, давно под гелонами, а род растворился среди пришлых и беглецов. Аспаруг и то знатнее: его род восходит к Иданфирсу, победителю персидского государя Дарьявуса.

Зиндра нашарила на земле колючку, вонзила ее в палец и, капнув кровью на землю, вознесла мольбу о помощи Великой Матери. Покачала головой, затем, не удержавшись, фыркнула насмешливо: видать, плохое гадание, а может, время неподходящее или место. Либо даже проще: дух того, кто был погребен в Старой Могиле, раз за разом сбивает костяшку, недовольный тем, что над его упокоищем пытаются творить волшбу.

Решено – она завтра же поговорит с мачехой, чтобы посватала ее за Яра. Отца у нее нет, но и Яров родитель сгинул три года назад в северном походе. Мачехе нечего будет возразить, а женихов в Гриве не так много… да и семья его если богаче их, то лишь самую малость… Или, может, не говорить ничего приемной матушке, а на уже не таких далеких Дожинках самой надеть Яру венок на голову?

…На исходе лета поле дожинают все, кто может держать серп и вязать свясла. Последний сноп украшают цветами. После из колосьев сплетают венки. И если какой-то из парней нравится девушке, она может снять венок с себя и надеть на него…

Остальные же будут прыгать вокруг и петь, требуя с парня жениховского выкупа. А потом ждет ужин: кулеш с салом, пиво и густая каша, – чтобы посевы были густые. Выпив же, запевают веселую припевку:

Сладкое чувство толкнуло ее в сердце, напомнив о том, что было два месяца назад…

Из камышовых зарослей ей было видно, как по берегу ползали крохотные фигурки. Одни женщины проверяли и вновь ставили плетенные из гибких прутьев верши, другие забредали по грудь в воду с конопляными сетями, выволакивали на отмель живое трепещущее серебро, носили корзинами к жилью. Там рыбу попроще развешивали на веревках для просушки, а лучшую укладывали в корчаги или выдолбленные кадки, бережливо посыпали привезенной из Таврии солью. Почти одни женщины…

Мужчин в селении тогда не было, кроме стариков и совсем молоденьких парнишек, – они, как всегда летом, ушли в степь: охранять и пасти стада, а больше – спать, напившись кумыса у бивачных костров. Бывало, что и воевали: то ли из-за стад и выпасов, то ли оттого, что один ксай поссорился с другим. Они появлялись в селении ненадолго – на два-три самых лютых зимних месяца, чтобы обогреться у дымных очагов, опять-таки спать, напившись кумыса, сожрать большую часть запасов, да еще брюхатить женщин. А с первым весенним теплом опять на конь, прихватив с собой большую часть оставшихся припасов.

Зиндра передернула плечами. Она понимала, что несправедлива: все-таки тяжела жизнь пастуха, да и воинская тоже. А без плодов пастушьего промысла в йере не выжить, они совокупно весят куда больше, чем все виды «речного сбора» и даже наземной жатвы вместе с ним. Но ей сейчас хотелось видеть все так. Тем более что так действительно можно было увидеть…

Иногда мужчины пригоняли чужих коней с чужими таврами и отары овец, порой даже и рабов. Случалось, что приезжали злыми и без ничего, потеряв свои стада и со свежими шрамами, а то и с кем-то из сородичей, положенным поперек седла. Тогда на его могиле убивали коня и напивались вина и кумыса… Золото, самоцветы и серебро, если и отбивали у врагов, они почти никогда не привозили. Прятали их где-то в ухоронках «на черный день» или, может, тратили в греческих поселениях на вино и доступных прелестниц.

Старухи иногда в сердцах говорили, что толку от таких мужчин и вовсе нету. Вспоминали Лунных Дев давних времен…

Зиндра усмехнулась. Старухи всегда вспоминают давние времена, незапамятные даже для них самих, и рассказывают о прошлом с такой уверенностью, что просто диву даешься. А труд воина… чего уж там, он не легче пастушеского. Без него соседи проделают с йером ровно то же, что женщины проделывают с рыбой. А если девы-воительницы и вправду примут на себя эту тяжесть… то, во-первых, вряд ли это получится у них лучше, чем у мужчин, а во-вторых, совсем не оставит сил для других трудов. Даже для главного труда – становиться женщинами, давать новую жизнь…

Сейчас Зиндра занималась делом не таким и тяжелым: ставила в прибрежных камышах плетеные ловушки для раков. Работа, как ворчала мачеха, детская, но от вареных раков не отказывалась.

В каждую вершу – кусок подпортившейся (раки любят приманку с душком) раковой же шейки или половинку снулой рыбешки, а также камень, чтоб течением не унесло. Главное – запомнить место… Лучше всего, как говорят все те же старухи, раки ловятся на мясо, но кто в Конской Гриве, скажите на милость, позволит даже кусочку мяса протухнуть? Может, при Лунных Девах и иначе было, но сейчас даже кости из похлебки вываривают по третьему, а то и пятому разу!

Увлеченная этими мыслями, она с запозданием обнаружила, что кто-то стоит за спиной. Обернувшись, увидела шагах в пяти от себя Яра, сына их соседки Вейги, старшей над засольщицами и болтливой как