Карина слышала, что с год назад у него умер ребенок. И что брак после этого не удалось спасти, и все кончилось разводом. В коридорах ходили слухи о девочке-младенце, но подробностей не знал никто. Довольно долго Томас пребывал в депрессии, и только совсем недавно жизнь стала к нему возвращаться. Если верить слухам, опять же.
Карина ни с кем не встречалась в последние годы, разве очень недолго. С ровесниками она скучала, но Томас, почти сорокалетний, это совсем другое дело. Сразу видно, зрелый мужчина. При этом в нем было что-то такое, что задевало особенно чувствительные струны ее души, но что именно — этого не знала и сама Карина. Возможно, тень пережитого горя, лежавшая на его лице. Или же то, что он не проявлял к ней ни малейшего интереса, чем еще больше подстегивал ее интерес.
Карина знала, что сама выглядит далеко не так сногсшибательно. Что она невысока ростом, миловидна и имеет ямочку на левой щеке, о которой ей напоминает всяк кому не лень. В общем и целом, Карина не могла пожаловаться на недостаток мужского внимания, и только Томас не выделял ее среди прочих, несмотря на регулярные намеки.
Она не упускала случая лишний раз заглянуть к нему в кабинет. Иногда приносила печенье или булочки и предлагала небольшую кофе-паузу на двоих. На «летучках» и совещаниях спешила занять место рядом с инспектором и заговаривала с ним при любой возможности — все напрасно.
Вот и сейчас задержалась в дверях, сосредоточившись на его руке, державшей бумагу. Ей нравились его длинные, изящные пальцы и аккуратной формы ногти. Карина представляла себе, как эти руки касаются ее кожи. Особенно часто она думала о них перед сном и вздрагивала от воображаемых поглаживаний.
Не подозревая о ее мыслях, Томас погрузился в рапорт, составленный на самом беспросветном медицинском канцелярите. Без малейшего намека на эмоции, которые тоже могли бы что-нибудь сообщить о предмете описания.
Короткие, рубленые фразы резюмировали результаты вскрытия. Причина смерти — утопление. Вода в легких. Повреждения на теле, насколько можно судить, вызваны длительным пребыванием его в воде. Следы алкоголя или каких-нибудь других токсичных химических веществ в крови отсутствуют.
Старая рыболовная сеть сделана из хлопковых волокон, являющихся типичным материалом для изготовления подобных снастей в Швеции. Канат, завязанный петлей, в которую продето тело, тоже самый обычный. Похоже, на нем что-то висело. На его оборванном, растрепавшемся бахромой конце обнаружены следы железа.
И ни намека на то, что же это все-таки было, несчастный случай или самоубийство?
Наибольшие подозрения вызывал канат. Томас задумался. Каким образом канат оказался на теле человека, упавшего в воду вследствие несчастного случая? Или Кристера Берггрена все-таки пытались поднять? Или же, решившись на самоубийство, он сначала хотел повеситься, а потом передумал и все-таки прыгнул в море? Но разве в последнем случае не логично было бы предварительно снять канат? Зачем он ему был нужен? Или же люди просто не озадачиваются подобными вопросами в такие минуты?
С рыболовными сетями все казалось проще. Тело попало и запуталось в них, когда опускалось под воду. А вот канат? С другой стороны, долгий опыт полицейской работы научил Томаса тому, что иногда некоторые вещи приходится оставлять без объяснений. И это ничему не мешает.
Если бы не это, смерть можно было бы смело списать на самоубийство или несчастный случай. Но проклятый канат болтался в мыслях инспектора, как острый камень в ботинке.
В конце концов Томас решил осмотреть квартиру Кристера Бреггрена. Что если там найдется предсмертная записка или еще что-нибудь, что могло бы прояснить ситуацию.
Дом Кристера Берггрена находился на окраине Бандхагена — ближайшего из южных пригородов Стокгольма. Томас припарковал свою «Вольво 945» — которую нещадно эксплуатировал вот уже больше восьми лет — у тротуара и огляделся. Ряды кирпичных желтых домов — пять этажей без лифта. Типичная застройка пятидесятых годов. На улице стояло еще несколько машин. Старичок в кепке с трудом волочился по тротуару, опираясь на ролятор[7].
Томас открыл дверь со стеклянным окошком и вошел в подъезд. На дощечке справа перечислены ответственные квартиросъемщики. Кристер Берггрен жил двумя пролетами выше. Томас быстро пошел по лестнице. На каждом этаже было по три двери светло-коричневого дерева, оцарапанного и выцветшего от времени. Крашеные стены неопределенного серо-бежевого оттенка дополняли картину.
Под табличкой «К. Берггрен» обнаружилась написанная чернилами записка — «Никакой рекламы». Тем не менее кто-то попытался просунуть в почтовую щель целый ворох рекламных газет и буклетов. Когда слесарь, явившийся на несколько минут раньше Томаса, открыл квартиру, в лицо ударил затхлый запах — смесь протухшей пищи и спертого воздуха.
Томас начал с кухни. На посудном столике стояло несколько пустых винных бутылок и пакет с высохшим хлебом. В мойке громоздилась пирамида грязных тарелок. Открыв старый холодильник, Томас почувствовал горьковатый запах молочной плесени и увидел вскрытый пакет молока. Ветчина и похожий на зеленую коросту кусок сыра лежали рядом. Очевидно, сюда не заглядывали уже несколько месяцев.
В гостиной обошлось без сюрпризов. Черный кожаный диван, унылые обои с изображением водорослей, полинялые и старые. Круги от стаканов и бутылок на стеклянном столике свидетельствовали не столько о пристрастии хозяина к алкоголю, сколько о пренебрежительном отношении к мебели. На окнах горшки с увядшими цветами — и ни малейшего намека на присутствие женщины. Похоже, Кристер Берггрен прожил здесь один много лет.
Полки в книжном шкафу заставлены видеокассетами вперемежку с DVD. Томас отметил большое количество фильмов с Клинтом Иствудом. Книг немного, в основном, — судя по потертым кожаным переплетам с золотыми буквами, — доставшиеся хозяину в наследство. На стене афиша — гоночные машины «Формулы 1» на старте. На столе кучка каталогов, журнал «Автоспорт» и программа телевидения. Там же рекламная брошюра судоходной компании «Силья Лайн». Томас взял ее в руки. Что если Кристер Берггрен просто выпал с такого вот финского парома? В последнее время они курсируют у западного побережья Сандхамна чуть ли не каждый вечер.
Он прошел в спальню и огляделся. Кровать стоит убранная, под покрывалом, но вокруг разбросаны грязные тряпки. На ночном столике старый номер «Афтонбладет». Томас пригляделся — за двадцать седьмое марта. Что если это был последний день пребывания Кристера Берггрена в этой квартире? Срок годности на пакете молока из холодильника ограничен тем же числом, и молоко давно испортилось.
На бюро черно-белая фотография девушки с прической по моде пятидесятых. На обратной стороне витиеватая надпись от руки — «Сесилия — 57». Симпатичная девушка, но на старый лад. Ярко-алая помада, взгляд больших глаз устремлен вдаль. Вся будто светится, излучает чистоту