В это время выясняется еще одно приятное обстоятельство: к моменту окончания Вавиловым физического практикума в заветной лаборатории открывается два-три свободных места. Но вот беда: сам Лебедев не имеет ни времени, ни сил, чтобы заниматься с теми, кто может быть зачислен на эти места.
Все-таки все решается хорошо. Руководитель лаборатории поручает своему помощнику приват-доценту Лазареву взять несколько новичков к себе.
И вот второкурсник Вавилов — один из «лебедевцев». Совершается почти торжественный ритуал посвящения нового члена коллектива в славное сообщество. Вавилову вручают ключи: от входной двери, от своей комнаты, от мастерской и от библиотеки.
— Можете приходить работать в любое время, — говорит Петр Петрович, — хоть в час ночи. Постарайтесь поскорее познакомиться с тематикой, над которой работают ваши товарищи. Может быть, у вас когда-нибудь возникнут идеи, которые будут им полезны; также и у них могут возникнуть идеи, ценные для вас.
Месяц или два будете проходить предварительную практику в стеклодувной и механической мастерской, где вы должны научиться работать на токарном станке, паять и выполнять стеклодувные работы. Лакеев и помощников у вас не будет. Всю свою работу вам придется делать совершенно самостоятельно. Еще одно: не пропускайте наши еженедельные «коллоквиумы».
Как убедился затем вновь посвященный, «коллоквиумы» эти (мы назвали бы их семинарами) не носили учебного характера. Это были просто собеседования под руководством Петра Николаевича. Начинающие должны были подтягиваться до понимания докладов и дискуссий. Новичков учили спорить, отстаивать точку зрения, в правоте которой они были убеждены.
Порой после «коллоквиума» его участники, предводимые П. Н. Лебедевым, всей ватагой закатывались в какой-нибудь недорогой ресторан и там за кружкой пива продолжали неоконченные дискуссии.
Это был первый коллоквиум во всей России. И он пользовался доброй славой. Не случайно на него заявлялись порою и представители других специальностей: К. А. Тимирязев, Н. Н. Лузин, С. Н. Блажко, некоторые другие. Было очень полезно и потрясающе интересно.
Чтоб не упустить ничего наиболее примечательного в этих встречах Лебедева со своими учениками, необходимо сказать хотя бы два слова о заключительном «коллоквиуме» — в конце каждого учебного года.
На этот раз, перед началом лета, Петр Николаевич приходил в аудиторию с грудой фотоснимков. Некоторые были сделаны им самим — страстным альпинистом, — преимущественно в горах, другие — его товарищами по путешествиям. Выделялись снимки другого альпиниста, Ю. В. Вульфа, любителя стереоскопических фотографий.
Снимки тщательно разглядывали всей компанией с помощью демонстрационного фонаря и без оного. Затем присутствовавшие разрабатывали маршруты летних поездок каждого члена сообщества. Петр Николаевич Лебедев страстно ратовал за прогулки по горам и убеждал учеников заниматься в первую очередь этим видом спорта.
Счастливая была пора! Но счастье, увы, не вечно. На этот раз оно оказалось совсем коротким: не больше года…
Все началось с волнений.
Студенческие волнения временами возникали снова и снова, и тогдашний министр народного просвещения, крайне реакционный профессор Л. Кассо издал циркуляр, которым ректорам и проректорам вменялось в обязанность при наличии студенческих беспорядков вызывать в университет полицию. Президиум Московского университета признал это распоряжение министра незаконным, противоречащим принципу автономии высшей школы. В этом смысле президиум представил доклад Совету университета, и Совет одобрил доклад.
Как раз в критический момент вспыхнули новые большие беспорядки. Внешне они были связаны со смертью Льва Толстого. Студенты припомнили правительству и синоду все, что те сделали плохого великому русскому писателю.
Беспорядки охватили весь Московский университет, однако, вопреки распоряжению министра, президиум не вызвал для усмирения их полиции.
Кассо немедленно снял с постов ректора, проректора и помощника ректора. Тогда большинство членов Совета, санкционировавших «ослушание» своего президиума, выразило солидарность с потерпевшими и коллективно подало в отставку.
И вот превосходный коллектив Московского университета развалился. Из стен старинного рассадника знаний ушел его цвет: К. А. Тимирязев, А. А. Эйхенвальд, Н. Д. Зелинский и многие другие. Ушли и П. Н. Лебедев, П. П. Лазарев. Вместе со своими профессорами покинули университет и младшие преподаватели: приват-доценты, ассистенты и другие.
Неожиданный уход в отставку ухудшил материальное положение многих профессоров и их помощников. В особенно тяжелом состоянии оказался Петр Николаевич Лебедев, который болел грудной жабой, а пенсии еще не выслужил. Правда, к нему немедленно поступили два выгодных, с точки зрения материальной, предложения: одно — перенести свою работу в Нобелевский институт в Стокгольме, другое — поступить в Главную палату мер и весов в Петербурге. От первого предложения Лебедев отказался из патриотических соображений, от второго же — чтобы не бросать в беде верных своих учеников, последовавших за ним в решающую минуту.
На помощь великому физику приходит прогрессивная общественность второй столицы. Городской народный университет имени Шанявского и так называемое Леденцовское общество, или «Общество содействия успехам опытных наук и их практическим применениям»[5] выделяют специальные средства. На них в полуподвальном помещении в Мертвом переулке (ныне переулок Островского), в доме № 20, снимаются две небольшие смежные квартиры. Здесь в крайне тесной обстановке, в неприспособленном для этой цели помещении, при острой нехватке приборов и прочего инвентаря создается крохотная физическая лаборатория, где «лебедевцы» продолжают свои исследования.
В этот же дом из казенных квартир в университете переехали и Лебедев и Лазарев.
В марте 1912 года мужественный коллектив постигает большое горе: их руководитель умирает.
Однако лаборатория не распадается и после этого. Студент Вавилов и после смерти Лебедева продолжает под руководством Лазарева свое первое самостоятельное научное исследование по тепловому выцветанию красителей и завершает его с успехом. В своей работе он доказывает, что вопреки тому, что предполагалось раньше, свет и тепло оказывают не одно и то же влияние на выцветание красителей. В отличие от фотохимических реакций тепловые реакции при повышении температуры значительно ускоряются.
В 1913 году эта работа появляется в печати. Для молодого физика она имеет огромное значение. Этой первой же своей статьей С. И. Вавилов, по выражению Кравца, «вошел в строй работающих физиков, и, в частности, в круг идей школы Лебедева — Лазарева».
Еще будучи студентом, Вавилов в каникулярное время совершает поездки за границу. Спортсменом он никогда не был, не помогала даже страстная агитация на этот счет П. Н. Лебедева. Но туризм Вавилов любил страстно. Дважды в студенческое время, на очень скромных и дешевых началах, он посетил Италию, был в Швейцарии и Австрии. Знание итальянского языка прекрасно помогает ему в поездках. Хорошо изучив еще в школьные годы русское искусство, в первую очередь картины и гравюры, теперь он познакомился с произведениями старых итальянских мастеров.
Раннее итальянское искусство — архитектура, живопись, скульптура — производит на него огромное впечатление. Он даже написал две небольшие искусствоведческие статьи: