– Давай я поведу, – предложил Владимир. – Ты ж пила. С гаишниками не будет проблем?
Анжела снова фыркнула:
– Что за старомодное словечко такое! Гаишники! Сразу видно старорежимного человека! У нас уж куча лет как гибэдэдэшники на дорогах заправляют.
– Ага, а с этими самыми «дэшниками» проблем меньше, чем с гаишниками? – Лазарев спрашивал для проформы. Во-первых, он знал, что Анжела никого не пускает за руль своего «мерса». Во-вторых, он не раз видал, что она делает с несчастными гаишниками, рискнувшими остановить ее и подвернувшимися под горячую руку. Причем, как ему кажется, видал он это еще в бытность гибэдэдэшников гаишниками. Хотя по этому поводу мог и ошибаться – пойди сейчас вспомни, когда ГАИ переименовали.
– Слушай, а правда, что на Украине гаишники называются «Дои»? – поинтересовалась Анжела.
– Ага, что-то среднее между «Дои» и «Дай».
– Это что, официально?! Во прикол! Я думала, это розыгрыш такой! До чего ж честный народ: все называют своими именами… Да, я тебе, зайчик мой, заказала твой любимый «Сибирский ресторан». Все как ты любишь, – промурлыкала девица, входя в роль заботливой любовницы.
– О, спасибо, что напомнила, – отреагировал на «зайчика» Лазарев, потянувшись за своим «российским» телефоном. – Мне ж позвонить надо в Гаагу.
– Что, своей красавице звонить будешь? Как она…
– Тсс-с, – оборвал ее Лазарев. Таня довольно быстро подняла трубку. Не хватало еще, чтобы она услышала воркующий голос водителя.
«Привет, мой хороший! – Татьяна начала говорить моментально, не дожидаясь приветствия с этой стороны. – Ты уже долетел? Как там погодка? Лучше, чем у нас? Как прошел полет? Все ли хорошо? Мы с Димочкой уже соскучились, любименький мой». Ответить на все вопросы сразу было затруднительно.
– Да, моя радость, долетел без приключений. Только чуток опоздали, да и очередь в Шереметьево пришлось отстоять. Но я уже в такси (Анжела возмущенно покачала головой, но звука дисциплинированно не проронила). Тут приятная прохлада. Не то что в нашей жаркой Гааге. Тоже соскучился уже по вам, мои лапушки.
Лазарев перевел дух, пытаясь вспомнить, на все ли вопросы ему удалось ответить в ходе этого спича. Танечке было достаточно такой передышки, чтобы затараторить в трубку снова: «Ты умничка, что долетел. Мне сейчас надо бежать на встречку. Ты ж не забыл, мой хороший, о чем мы договаривались? Я в Лондон лечу в среду, и ты обещал Диму к себе взять на пару ночей. O-кей? Помнишь?» Попробовал бы он забыть!
– Конечно, помню, моя родненькая. Не переживай, нам с ним будет весело.
«Только не позволяй ему все время за ”икс-боксом” сидеть! И не корми его пиццей, а то он уже в штаны не влезает ни в какие!» – строго неслось из телефонной трубки…
– Ой, какие телячьи нежности! – ухмыльнулась Анжела, дождавшись, когда ее пассажир положил телефон в карман. – «Лапушка», «любименькая»! Да я смотрю, у вас там далеко уже все зашло.
Лазареву было неприятно обсуждать свою любимую девушку с Анжелой. Взгляда было достаточно, чтобы та все поняла и больше к этой теме не возвращалась. Тем более что ее внимание уже переключилось на пробку и пытавшихся втиснуться перед ней конкурентов по трассе. Владимир, приезжая в Москву после дорог Голландии, никак не мог привыкнуть, что тут сигнал поворота означал предупреждение, а не просьбу пропустить, поэтому всегда шарахался, когда какое-то авто с правого или левого ряда пыталось резко прыгнуть под колеса их мерседеса.
– Мда, никогда я не смог бы жить в Москве, – произнес Лазарев, стараясь окончательно переключить тему с Тани и «лапушек». – Не понимаю, как полжизни можно проводить в пробках.
– Что?! – искренне удивилась Анжела. – Пробки?! И ты это называешь пробкой?! Да это просто трасса «Формулы-1», а не пробка. Совсем вы там разбаловались на вашей Холландщине! Нет, ты знаешь, новый мэр – он в этом смысле молодец. Обещал навести порядок с пробками – и намного полегче теперь стало…
Какой бы «Формулой» ни была эта трасса, но дорога в центр Белокаменной заняла почти полтора часа. Наверное, это было неплохо для воскресного вечера, когда вся Москва возвращалась с дач. Но все-таки после Голландии…
– Вот и твой любимый ресторан с твоей любимой русской кухней, мой лапушка – Анжела припарковала машину под знаком «Стоянка запрещена» и выключила мотор.
– Да вообще-то, моя радость, русская кухня не является моей любимой. Я гурман-космополит. Последнее время вот на сычуаньскую кухню подсел как-то. Но ты же знаешь, итальянские, испанские, греческие, китайские рестораны – этого добра у меня достаточно. А вот настоящих сибирских пельменей в Нидерландах отведать негде.
Практически каждый раз, когда он приезжал в Москву, они с Анжелой ходили именно в этот ресторан. Это было удобно во всех отношениях. Вечером он всегда был забит под завязку. Соответственно, если кто и следил за ними, не зная их дальнейших планов, то пробраться туда сквозь бдительную охрану ему было бы сложно. Но Лазарев тщательно контролировал дорогу – слежки не было. Впрочем, как и обычно.
В ресторане их посадили недалеко от большого полярного вертолета.
– Слушай, по-моему, раньше он был зеленый, – неуверенно сказал Лазарев, разглядывая яркую желто-белую раскрасочку стоящей перед ним машины.
– Да? – равнодушно оторвалась от меню Анжела, взглянув на вертолет. – Может быть. Мне под туфли подошел бы сейчас красный. Можно у них заказывать смену цвета в следующий раз под одежду?
– Я ж тебе уже рассказывал, как его сюда затаскивали?
– Да, зайчик, – Анжела уже решительно отложила меню. – И про то, как его распиливали на части, рассказывал. И про то, что открытие ресторана на полгода отложили из-за этого. И про то, что знаешь это от владелицы. Да, и еще о том, что под стеклянным полом течет вода, якобы доставленная из Оби.
– Ну да, есть и такая байка. Хотя, конечно, это чистой воды байка.
– Ага, чистой обийной воды. Или обойной? Или обейной? Как правильно-то?
– Ну, судя по наличию Обской губы и Обского залива – видимо, обской. Кстати, не поверишь, в этом году в центре Гааги стояла скульптура в виде огромной чугунной задницы, которая почему-то называлась «Обь».
Их лингвистическо-страноведческие изыскания были прерваны вышколенным официантом, пришедшим за заказом. Официант был настолько вышколенный, что ему даже почти удалось не пялиться в декольте Анжелы. Почти удалось…
Лазарев знал, что ему