— Статистика — штука суровая, — сообщила мне «новость» Сара. — А наша система никогда не ошибается. Плюс, отсутствие памяти о себе реальном дополнительно защищает игроков.
— Чтобы их не вычислили в реале? — уточнил я. — А разве нам что-то может угрожать?
На этот раз Власть улыбаться не стала. Ее облик резко изменился, сменяя болтающую о пустяках женщину на мастера интриг и политики. Этот разительный контраст даже заставил слегка взволноваться.
— Ты сам вчера упоминал взрыв дата-центра, Алекс. Именно поэтому — никто, кроме самого игрока, и не будет знать, кто его персонаж на самом деле.
— Но в самой игре они, так или иначе, смогут встретиться и творить задуманное.
— Как? — усмехнулась Сара. — Каждый раз при входе в игру, ты будешь забывать обо всех договоренностях. И так друг может оказаться врагом раньше, чем вы, наконец, сможете сотрудничать.
Я задумчиво потыкал ложкой в свой салат, аппетита не было совершенно. Как-то все это слишком сложно: анонимность, блокировка памяти, подмена личности. Конечно, с точки зрения разработки игр — это огромные шаги вперед.
Вот только лишь полный идиот будет считать, что все эти новшества — для развлечения черни. Нет, на самом деле мало что изменилось за века, и все изобретения создаются во славу оружия, насилия и смерти. Да, у нас нет действующей армии, но зачем она тому, кто может с легкостью подменить любому сознание на новое, нужное в этот конкретный момент именно тебе?
Никаких переворотов, никаких недовольств — мир послушных кукол. Пластиковые люди, безвольные рабы, которым уже даже развлечений не потребуется — они с готовностью будут ждать твоих указаний, и жить лишь этим.
— Я правильно понимаю, что отрубать память вы научились благодаря размороженным? Ведь для их адаптации проводилась именно такая политика. А теперь, когда биоконы снова выползли из своих пещер, вы ставите во главу угла что-то новое, ради чего и создали «Проклятые Земли».
Сара улыбнулась, хрустя салатом. Я не отводил взгляда, давая понять, что жду ответа. Наконец, прожевав, Морган кивнула.
— Ты все равно не вспомнишь моего ответа, Алекс.
— Почему?
— Потому что сейчас я снова тебя хочу, — облизнула губы и поманила меня пальцем. — Надеюсь, этот стол достаточно крепкий?
Глава 3
Давно я не был здесь. Дар или проклятье — бессмертие заставляет постоянно менять место жизни. Обычные люди не чувствовали себя в безопасности рядом с тем, кто не стареет и после смерти возрождается. Где-то нас презирают, где-то — относят к нечисти, мифическим вампирам, охотятся.
И вот, спустя тридцать лет, я вернулся в родные края.
Конь тихо фыркнул, перебирая копытами по протоптанной среди лесного массива широкой дороге. Я ослабил поводья, позволяя буланому двигаться с небольшой скоростью. Спешка теперь ни к чему — вот-вот лес раздвинется, открывая взору деревню.
Седые Мхи. Не самое интересное название, в детстве казалось, настоящий герой должен рождаться в местах куда более благозвучных.
Впрочем, подходило имя для деревни прекрасно. Вокруг старого селения, построенного в незапамятные времена, действительно разрослись седые мхи. Древний лес, окружающий забытую даже собственным баронством деревню, казалось, был здесь с начала времен.
Ветер резко поднялся, подбирая с земли пригоршни невидимой пыли, пришлось зажмурить глаза да приподнять воротник куртки, чтобы не набросало за шиворот. В небе грянул гром, я задрал голову — приближается снегопад. Чем примечательна зима в этих краях — она приходит резко. Но холода не стоят долго, быстро уступая права солнцу и теплу.
Я натянул капюшон на голову. Кожаная куртка, местами истертая до дыр, конь, старый меч, горсть медяков — вот и все мое богатство. А ведь уезжал с твердым намерением разбогатеть.
Хмыкнув, подобрал поводья и чуть поторопил коня. Все же интересно, как здесь все изменилось за это время. Лада, наверное, все же вышла за кузнеца, а Мила — давно нянчит внуков. Улыбнувшись воспоминаниям, выехал из леса и, ухватившись за рукоять меча, притороченного к седлу, замер.
Деревня в десяток домов была мертва. В покосившихся строениях не чувствовалось жизни — только пустота и почти выветрившийся запах жилья.
Спешившись, вынул клинок из ножен и двинулся вперед, оглядываясь по сторонам. На стене крайнего дома, где жил кузнец, проросла зеленая плесень. Накренившиеся стены покрылись серым мхом, сбитая из крепких бревен дверь валялась рядом с черным провалом входа, словно ее вышибли тараном.
Столы и лавки — все перевернуто, присыпано черепками горшков. Истлевшие занавески свисают грязными паклями с закрашенных пылью окон. В воздухе витает прелый запах сырости.
Быстро осмотревшись, вышел на свежий воздух. С неба сыпался мелкий снежок. Все еще сжимая меч в руке, огляделся вокруг. Конь мирно жевал выросшую по колено траву, совершенно не обращая внимания на мечущегося хозяина.
Я обыскал еще два дома — везде та же пустота. Деревня заброшена, и случилось это достаточно давно. Меня охватило чувство тревоги — пока служил наемником, успел наслушаться историй о вымерших селениях. Но если байки у костра звучали не более чем история, сейчас передо мной открывалась совсем иная картина.
Кто-то же выбил двери, порылся на полках. Оставленные дома стали жертвами мародеров — перевернутые горшки, разломанные кровати. Здесь явно похозяйничали люди.
Жизнь наемника приучила не разбрасываться полезными вещами, все, что пригодится в хозяйстве — необходимо найти и присвоить. Так что первым делом отправился в кузницу, расположенную за крайним домом.
Под железной крышей пристройки стояла наполовину развалившаяся кирпичная печь, несколько металлических заготовок уже съела ржавчина. Но, на мое счастье, нашлась парочка пригодных оселков. Забросив их в котомку, предварительно снятую с седла, нашел несколько банок с маслом. Пусть и подпортилось, но если переработать, вполне сгодится для смазки меча.
Холодало, снег сыпал уже крупными хлопьями. Не желая оставаться на морозе, направился к дому травницы — там я заприметил более-менее уцелевшую печь. Жаль, что дров заготовлено не было — значит, либо разграбили мародеры, либо деревню забросили в межсезонье, когда старая поленница уже израсходована, а новое топливо еще не нарублено.
Дом травницы пах чуть иначе, чем остальные — сказывались истлевшие на стенах вязанки трав. Пар раз чихнув, сунул неприглядные веники в печь, нашел связку старой бересты в углу и высек искры огнивом. Огонь медленно занимался, я уложил пару деревяшек поменьше — когда-то это была табуретка. Дождавшись, пока пламя разгорится, закрыл печь и повторно осмотрел дом.
Две комнаты — лекарня, сохранившая дверь с тяжелым амбарным замком, и совмещенная с