– Ну и попадет же теперь Арторию! Август с него шкуру сдерет! – злорадно комментировал кто-то.
– Да, в самом деле, что случилось с прокуратором? Его тоже превратили в козла?
– Насчет прокуратора не знаю! – изрек почтенный старик в одеянии странствующего жреца Аполлона. – Но если это и так, то известно, за что боги наказали этот город.
– Ну и за что?
– За убиение царя! – изрек жрец.
– Как?! – невольно вырвалось у Орланды.
– А ты не слыхала? Умертвил юного царя Кара телохранитель, дикарь из варварских земель, а тело выбросил в море. И бежал, драгоценности захватив, с отрока снятые. Ну, это так говорят, только, думаю, прикончил парня Аргантоний, дядька его, чтобы претендента на трон убрать.
Орланда потом полдня ходила сама не своя, вспоминая мягкую улыбку мальчика и его печальный голос.
Выходит, переоценил он ум своего родственника…
Негромкий шорох привлек ее внимание.
Что там такое?
Кажется, это со стороны алтаря.
На мгновение Орланде показалось, что у мраморного куба мелькнула неясная тень.
Да нет, почудилось. Наверное, усталость сказывается.
Заброшенный алтарь являлся подлинным произведением искусства. Воздвигнут он был, судя по всему, в честь какой-нибудь местной нимфы. Ее изображения помещались на всех четырех гранях. Прекрасная полуобнаженная девушка то танцевала, то нюхала цветок, то, склонившись к земле, ласково гладила некую мелкую зверушку. Древний мастер также украсил жертвенник причудливым орнаментом из плодов, листьев и цветов. Местами рельефы были побиты мхом и временем. И все же большей частью резьба сохранилась довольно неплохо. Словно кто-то ухаживал за алтарем, не давал ему прийти в полную негодность, надеясь на то, что еще затеплится на нем священный огонь, понесутся к небу клубы жертвенного дыма.
Рядом всхлипнули.
Покосившись, девушка увидела, как Асинус кивает головой, будто совершает перед алтарем обряд поклонения. И при этом чудно фыркает.
– Ты чего, приятель? – ласково обратилась она к ослу.
Ушастый совсем по-человечески вздохнул и снова всхлипнул. Орланде даже показалось, что на глазах у животного выступили слезы.
– Не горюй, дружочек, прорвемся, – пообещала. – Давай-ка я тебя почищу да причешу.
Нарвав травы и соорудив из нее мочалку, она принялась охаживать ослиные бока. Асинус благодарно принимал знаки внимания. Замер, даже веки прикрыл от удовольствия. А вот кусик явно приревновал хозяйку к хвостатому. Взобрался тому на холку и укусил осла за длинное ухо. Небольно, но ощутимо, чтоб помнил, кто здесь главный.
Орланда рассмеялась.
Ни с того ни с сего припомнилась простенькая песенка, которую она пару раз слышала на улице в Сераписе. Запела звонким голосом:
В детстве гадалка мне однаПредсказала, будто я,Если сильно полюблю,То любимого сгублю.Что измены не прошуИ жестоко отомщу:Не нарочно, но со злаПревращу его в осла…Асинус дернулся всем корпусом.
– Что ты, что ты, глупыш, это ведь не про тебя.
Он очень милым парнем был,Но зачем он изменил?И тогда все началось:Предсказание сбылось.И внезапно над собойПотеряла я контроль,И несчастный стал стонать,Серой шерстью обрастать…– Дурацкая песня! – фыркнула подошедшая к ним Орландина.
Эту пастушью песенку она, конечно, знала. Но не думала, что и сестра знакома с подобными образчиками простонародного творчества.
Бывшая послушница согласно кивнула, но петь не перестала:
Мой любимый навсегдаЖить остался у меня,И за мною по пятамОн ходил и тут и там.Замечала я порой,Как страдает милый мой,И жалела я осла,На лугу его пасла.– Подхватывай, а? – подмигнула Орланда амазонке.
Та пожала плечами. Еще чего.
И вдруг слова сами полились у нее из груди:
Я хотела как-нибудьОблик милого вернуть,Я старалась, как могла,Но ничем не помогла.Он копытами стучал,Он по-ослиному кричалИ хвостом своим вертел,Человеком быть хотел.Ведьма я, эх, ведьма я —Такая вот нелёгкая судьба моя.Силой я наделена,Но на беду любовь моя обречена.Понял он, что обреченДо заката своих днейБыть страдающим осломПод опекою моей.И в итоге, наконец,Он приблизил свой конец —Что-то выпил, что-то съелИ, бедняга, околел.Ведьма я, эх, ведьма я —Такая вот нелегкая судьба моя…Сестры закончили петь, посмотрели друг на друга и… расхохотались. Потом обнялись и, бросившись на землю, покатились по траве, награждая одна другую легкими шлепками и тумаками.
– Ну, право, дети малые! – раздался над ними мелодичный, похожий на соловьиную трель голос.
Близняшки застыли, словно две поверженные наземь мраморные статуи.
Первой опомнилась Орландина.
Мгновение – и она уже на ногах, с выставленным впереди себя коротким мечом скрамасаксом.
– И не стыдно вам? – с укоризной глянула на амазонку высокая красивая девушка, у которой волосы почему-то были зеленого цвета. Но такие длинные и густые, что обвивали изящную девичью фигурку, спускаясь до самой земли.
Как отметила прознатчица, никакой иной одежды на их нежданной гостье не было.
– Ты кто? – по-волчьи оскалила зубы воительница.
– Хозяйка здешняя, – величественно выставила вперед высокую грудь странная дева.
– Видали мы таких… хозяев, – презрительно сплюнула Орландина.
– Не бранись, – дернула ее за полу ставшая за спиной Орланда. – Она и впрямь здесь госпожа.
В зеленоволосой красавице девушка с удивлением узнала ту самую плясунью, чье изображение было вырезано на алтаре. Да и чувствовалось в ней что-то такое, особенное, заставлявшее непроизвольно склонить голову в знак уважения.
– Ты сказала! – подтвердила красотка. – Я нимфа. А зовут меня Меотида.
– А мы… – хотела в свою очередь представить себя и сестру бывшая послушница, но нимфа остановила ее небрежным жестом руки:
– Не трудись, я знаю ваши имена.
– Слышала небось, как мы перекликались, – проворчала Орландина, хоть и поверившая в то, что видит перед собой лесное божество, но не желавшая так просто поддаваться обаянию зеленоволосой, которое так и обволакивало.
Меотида не отреагировала на грубость.
– Не стыдно, говорю, над бедным парнем измываться? – уставив руки в боки, спросила грозно.
– Над каким еще парнем? – оторопела Орланда.
– Что ты там несешь? – подхватила и прознатчица.
– Вы только гляньте на него, негодные! – ткнула нимфа пальцем куда-то за их спины.
Сестры одновременно повернулись и не увидели перед собой никого, кроме своего верного Асинуса, стоявшего с понурой головой.
– Так где парень-то?! – нетерпеливо прошипела Орландина.
– Да ты никак слепая? – удивилась лесная богиня.
– Ну осел… И что?…
– Ты хочешь сказать, – внезапно перебила сестру пораженная догадкой Орланда, – что наш осел…
Она не договорила. Слишком невероятной была мысль, пришедшая ей в голову. Нимфа пожала плечами:
– Ну да. Это парень, превращенный кем-то в осла. Обычное дело.
– Ага, ага, – согласно закивала амазонка. – Прямо на каждом шагу мужиков в ослов превращают. Каждый второй – вылитый ишак. Слышь, Асинус, – язвительно обратилась она к длинноухому. – Так ты, может, и говорить умеешь?
И сама рассмеялась своей шутке.
– Конечно, умею, – печально вздохнул четвероногий. – И зовут меня вовсе не Асинус, а Стир. Стир Максимус. Со свиданьицем, Ласка…
Заслышав человеческую речь из уст приятеля, Ваал в ужасе свалился с ослиной спины, где по-хозяйски расположился покемарить после сытного обеда.
«Что за ху…» – было последней мыслью амазонки.
Затем накатила тьма.
– Ах ты! – только и всплеснула Орланда руками, глядя на валящуюся с ног сестру и моментально забыв обо всем прочем.
Ее сестра упала в обморок, словно патрицианка, увидевшая лезущего в окно голого пиратского боцмана из