из ножен. Я успел предупредить что помню, что находится в салоне самолёта до последней детали из моих вещей, а моё – это моё, к своей личной собственности я относился ну очень серьёзно. Над этим моим бзиком ещё на той войне смеялись, а потом ничего, привыкли. Знали, попросить, я дам, но с возвратом, брать без разрешения можно, но чтобы обязательно вернули. Говорю же привыкли. А то так возьмут, заиграют и забудут. Бывало и такое, а это особо бесило. Меня сопроводили в одно из зданий и один из особистов стал со мной работать, остальные поспешили встречать начальство, самолёт, судя по звуку «Дуглас», уже шёл на посадку. Особист молодой был, по сравнению с нашими полковыми волкодавами, салага ещё, но я особо и не врал, описал всё как было в истории с Муном, как жил, как учился, как наступила беда, и за семьёй Муна пришли, как отец прикрывал, а тот с сестрой смог уйти, забрав немногочисленные вещи. Смерть сестры описал и место её могилы, потом отклонился от темы, точнее дальше история пошла уже выдуманная мной. Как с контрабандистами отравился в Китай, но дальше рассказывать не стал. Мол, помогали мне хорошие люди, я не хочу их подставлять. Потом как вернулся, как южанам попал, побег из Пусана описал подробно, как меня чуть американский солдат не задавал, и я, проявив наглость, посетил медика в южнокорейской воинской части, заплатив за лечение. Кстати, сообщил что рана дёргается и особист вызвал медика, пока я продолжал. Потом описал как ходил вокруг лётного училища, как велосипед прибрал, что привёз с собой, это компенсация за якобы выброшенные мной вещи с борта судна контрабандистов, и доехал на нём до аэродрома. Тут я всё описывал дальше без утайки, особист заинтересовался, узнав, что отец Муна мастер борьбы, и меня тоже учил. Ну и по угону самолёта выслушал ну очень внимательно. Это я описывал, шипя от боли, медик сказал, что швы нужно снимать, подёргав их, после чего ушёл. Закончить с рассказом я не успел, только как обыскивал помещение диспетчерской, особист успел заволноваться, узнав о картах, но тут дверь отворилась и кабинет заполнился военными, было тут и несколько наших советников. Среди офицеров выделялось несколько с надменным видом, видимо совсем старшие офицеры. Оказалось, чин что прилетел на аэродром, был генералом, командующим ВВС, с ним были китайские и русские советники.

По привычке вскочив, я вытянулся, глядя на того. Особист тоже-самое сделал, даже успев раньше меня. С интересом осмотрев меня, генерал спросил на корейском:

- Уставу отец учил или русские?

Слегка подивившись, что местные успели генералу доложить не только по моему прилёту, ага, попробуй не доложи, но и о моём рассказе где это всё было сказано, я спокойно ответил:

- В Союзе. Там за любую провинность заставляли строевые проходить с проштрафившимися. Один раз у меня при посадке левое шасси сложилось, винтом бетонную полосу задел, повредив его, командир полка обиделся, криворукой макакой меня назвал. Потом месяц ходил только строем с песнями и отрабатывал теорию посадок.

Генерал засмеялся, мне удалось, припустив в голос обиды, описать неплохой случай, чтобы произвести нормальное, хорошее впечатление. Подобное в действительности происходило со мной, только в декабре сорок третьего, через месяц, когда я попал на войну, меня тогда на месяц дежурным по полку сделали, и теорию посадок тоже учил. Посмеявшись, генерал уточнил у советского советника:

- Такое могло быть?

Переводчик перевёл вопрос, он также переводил всё что я говорил, и те кто не знал корейского, были в курсе того о чём мы общались. Стоявший у правого плеча генерала светловолосый парень, лет тридцати на вид, лишь пожал плечами, ответив:

- Всякое может быть, товарищ генерал, но я лично сомневаюсь. Хотя проверить можно легко.

- Это как? - уточнил командующий.

- Провести тренировочный бой. Если тот так категорически отказывается говорить где его обучали у нас, то стиль пилотирования сразу покажет врёт он или нет. Я видел на стоянке несколько «Ла-семь», пусть подготовят две машины, у одной заблокировав вооружение. Проведём тренировочный вылет.

- Хм, а вы заинтересовали меня майор, - задумался генерал, и с интересом покосившись на меня, добавил. - Я даже решил задержаться и посмотреть на ваш бой. Полковник, обеспечьте.

Начальник аэродрома, думаю это был он, тут же сорвался с места и отдав несколько приказов, вернулся, преданно глядя на командующего. Мы все вышли из помещения и направились к стоянке. Там дальше мы с майором оговорили правила боя. Да никаких правил, расходимся и атакуем друг друга. Кто дольше всего удержится на хвосте другого, тот и победил. Обычная тренировка. Надев шлемофон что мне выдали, проверив как держатся очки и неловко из-за парашюта забравшись в кабину, с помощью техника закрыл колпак. Нормальная машина, свежая, стекло плексигласа колпака не пожелтело, видимость нормальная. Дальше проверив мотор на холостых, я следом за машиной неизвестного мне советского майора вывел свой аппарат на начало взлётной полосы, майор после разгона уже поднимайся в воздух, поэтому тоже дав газу, я стал разгоняться. Подняв машину, я стал наворачивать круги, следом за противником поднимаясь выше. Наконец тот по рации сообщил что высота достаточная и мы разошлись, после чего одновременно развернувшись, сигнал отдали по рации с земли, стремительно атаковали. Первая проверка на характер, летели мы друг на друга и я не отвернул, это пришлось сделать сопернику, да и то успел в последний момент, иначе таран и обломки полетели бы вниз. Мгновенно развернувшись, я даже застонал от навалившихся перегрузок, слишком резко это сделал и сразу ушёл вниз, так как майор тоже разворачивался, и завертелась круговерть боя. Тут всё легло, в основном, на мастерство. Как я не тренировался в последние дни, но всё же физических данных не хватало, после нескольких перегрузок что мне удалось выдержать, корпус истребителя тоже стонал от них, сил у меня осталось мало, но мне удавалось и сбрасывать с хвоста соперника и трижды самому заходить. Причём один раз так уцепился, что тот минут пять не мог меня сбросить, в какие только крайности не бросаясь от этого. Однако, наконец, пришёл сигнал с земли, и мы пошли на посадку. Сначала я совершил её, подгоняя машину к месту её стоянки, а потом и майор. Мою одежду выжимать можно, сняв очки и шлемофон, я провёл рукой по слегка отросшим мокрым волосам, коснувшись зарубцевавшиеся раны. Повязку медик снял, пластырь я давно потерял, а новую не накладывал, видимо думал, что я после общения с особистом у него побываю и тот снимет