— Да, его дух силён — улыбнулся Окрус, продолжая поглаживать пса — Ты рано списываешь его со счетов, дорогой Терек. Этот зверь по-прежнему способен на многое.
— Ты сказал, что история про Диглофуса и Кальта ложь?
— Да — кивнул бог — Видишь ли, у животных — свой путь, а у людей — свой. Этот мир — последняя точка, где наши дороги соприкасаются. А затем расходятся навсегда. Поэтому та легенда — всего-лишь красивая сказка, не более. И умерев, Диглофус и Кальт больше никогда не охотились вместе. Грустно, не правда ли?
Охотник тяжело вздохнул.
— Значит, такова воля богов. И не нам их судить.
В ответ Окрус вновь улыбнулся и хитро посмотрел на мужчину.
— Хочешь, открою тебе небольшой секрет? Те, кто много думают о загробной жизни, редко понимают её. Потому как то, что ожидает тебя в посмертии — это не божий промысел, а твой. И любой из нас способен самостоятельно вершить свою судьбу. Поверь, я знаю.
— Откуда?
— Хотя бы оттуда, что Диглофус и Кальт — это вы.
Тёмных бог хлопнул пса по боку и в тот же момент грянул гром. Что-то происходило, и при этом явно нехорошее.
Переведя взгляд с незнакомца на долину, охотник увидел, как многие километры леса и почвы пришли в движение. Поначалу это происходило медленно, едва заметно, но затем всё быстрее и быстрее. Стволы деревьев трещали и лопались, скалы трескались и рассыпались на куски, а падая на землю, превращались в бурлящие потоки щепок и камня. Эти реки сливались воедино и текли от границ Котла к его центру, закручиваясь в виде спирали, как если бы весь кратер превратился в гигантский Мальстрём.
А затем, прямо из-под земли в небо ударили черные молнии, и где-то вдалеке появилась фигура, сотканная из мрака. До неё было километров пятнадцать как минимум, но даже отсюда Терек видел, что она стоит на коленях и будто бы поглаживает невидимого пса.
Окрус блаженно зажмурился и глубоко вздохнул. Так, как если бы это делал впервые.
— Ах-х-х, как долго я этого ждал…
— Боги… — в ужасе прошептал охотник — Планетарный разлом…
— Еще нет. Но скоро.
— Так ты…?
— Покой. Принятие. Благоговение. Радушие. Единение. Отзывчивость. Гуманность. Верность — Тёмный бог на мгновение отвлекся, а затем вновь сконцентрировал внимание на собаке — Тише, тише здоровяк, не ворчи. Всё хорошо. Ты теперь не умрёшь. Скорее наоборот, станешь сильнее, чем когда-либо прежде. Я ведь прав, Килгор?
Окрус коротко взглянул наверх. В ответ статуя на вершине холма медленно кивнула.
— А знаешь — далёкая тень телепортировалась со дна воронки на холм и шагнула в проекцию бога — Пожалуй, я с удовольствием отведаю тех рябчиков. Разумеется, если твое предложение еще в силе.
— Конечно, господин — поклонился охотник.
— Прошу тебя, Кальт, я не твой господин. Я, скорее, друг и соратник, но никак не обличенное властью грозное божество.
* * *— Ох-х-х… чую жопу.
Я отвлекся от таблицы параметров и покосился на шамана, ковыряющего ногтем кожаную обшивку Вела.
— В смысле? Погоня?
— Нет. В прямом. Вы воняете. Кровью, потом и немытыми задницами. Сил моих больше нет, это терпеть. Предлагаю остановиться у ближайшего водоёма, дабы искупаться и постирать вещи.
— Ой, а сам-то? — поморщился Герман.
— А что я? — возразил Эстир — Я-то хотя бы в Белфаласе помер и возродился чистеньким.
— Ага. Только потом наравне со всеми ползал по канализации Тулианума и стоял под дождем из ошметков взрывающихся трупов. Поверь, от тебя смердит ничуть не меньше, чем ото всех остальных.
— А вот и нет.
— А вот и да.
— Нет.
— Да.
— Трижды нет.
— Пять раз да.
— Ай, всё — шаман махнул на танка рукой и повернул голову в сторону Гундахара — Ваше высочество, а вы чего молчите? Мы уже сутки в пути, но за всё это время ты так и не проронил ни единого слова.
— Отвали — игв отвернулся к окну — Я думаю.
— О чем?
— Ты тупой?
— Ну, некоторые утверждают, что иногда стоит выговориться. Поделиться наболевшим, так сказать. Того и гляди на душе полегчает.
— Усы оторву.
— Ладно, я понял — Эстир принялся искать глазами новую жертву — Влад, как живот?
— Болит — ответил я, чисто машинально прощупав область ранения.
За последние сутки Мозес трижды угощал меня зельями Доса, однако боль при этом так до конца и не прошла. Ощущение было сродни тому, как если бы у меня глубоко в кишках засела пятисантиметровая заноза и раз за разом карябала внутренние органы.
— А пуля вышла?
— Ты уже спрашивал. Да, вышла.
Я вытащил из кармана и продемонстрировал ему кусочек металла. Шершавый и изъеденный, словно его окунали в серную кислоту. Как пояснил Гундахар, это был главный и единственный минус божественной стали. Отбирая чью-то жизнь, самый прочный и убийственный материал во вселенной медленно растворялся и терял свои свойства. Поэтому таким оружием много не навоюешь. И даже полноценный клинок после пары сотен уничтоженных противников превращался в хрупкий огрызок.
— Ясно. А что там с Алексой? Вы общались?
— У тебя деменция? — удивленно переспросил я — Об этом ты тоже спрашивал. Два часа назад.
— Так я жду подробностей. Ты же тогда просто кивнул, а затем полчаса сидел с остекленевшим взглядом, улыбаясь как влюбленный подросток. Сто процентов сюсюкался и выдумывал всякие нежности.
— Не правда. Я ненавижу сюсюканье — покачал головой я — Алекса написала, что есть хорошие новости. С большим трудом, но они пересекли Мидуинскую пустыню и добрались до Усанкана. Это город, отдалённо напоминающий древний Каир. Тоже весь в пирамидах. Так вот местные жители говорят, что видели Заранду, причем совсем недавно. Но не в пещере Дромн, как думалось изначально, а на вершине Юмаройи. Горы, в двухстах километрах южнее.
— Тоже в облике золотого дракона?
— Угу. Так что можно считать, что у нас появились неплохие шансы выполнить квест.
— Ох, какая женщина — мечтательно улыбнулся шаман — В одиночку сделала то, на что оказались не способны шесть здоровых мужиков и одна вечно брюзжащая неупокоенная реликвия.
Игв брезгливо покосился на Гласа, но промолчал. Видимо размышлял о чем-то своём.
— А еще о чем-нибудь говорила? Может, фотки были?
— Были — улыбнулся я — Но тебе я их не покажу. Это личное.
— Восемнадцать плюс?
— Как знать. Быть может и двадцать один.
— Бро, не трави душу — отозвался толстяк, что всю дорогу не выпускал из рук Конденсатор Истока — А то сегодня я тебе позавидую, а уже