— А почему, когда я заглянул, одна была совсем голая?
— Так жарко ж. Вспотела. И разделась.
— А зачем она в таком виде скакала на столе?
— Мух на потолке сбивала. Мухи жужжат, мешают товарищам спать.
— У нас спец по мухам товарищ Дзержинский. Надо было его пригласить.
— Голый мужик! На столе! Ночью! Это ж какое-то извращение. Увольте!
И тут Владимир Ильич нанес свой главный удар.
— А вы знаете, что они пришли прямо из борделей?
Обувных дел мастер на прямой вопрос ответил не сразу. Он снял очки, подышал на них и протер несвежим носовым платком.
— Да — наконец проговорил он. — Девушки действительно раньше трудились в публичном доме.
— И как это прикажете понимать?
— Они приведены сюда не просто так.
— А для чего же?
— Для перевоспитания. Здесь, в кружке, в атмосфере марксизма должен произойти процесс перековки падших женщин, жриц любви в рабочих женщин, тружениц, матерей семейства.
— Но они же продолжают здесь свои занятия!
— Да. Это трудно сразу. Нужен переходный период.
— Хорошо. И что бы он был короче, пусть платят по двугривенному.
Свердлов пробурчал что-то невразумительное и выразительно глянул на Дзержинского. Тот сделал вид, что не замечает.
И с упорством и настойчивостью продолжал свою разоблачительную деятельность.
— А вы знаете о вчерашнем вопиющем случае? — остановил он как-то Владимира Ильича.
— Что случилось?
— Этот мерзавец Бронштейн съел две порции гречневой каши и еще попросил добавки!
— Видно, оголодал.
— Еще он позволил себе критику в ваш адрес.
— Какую?
— Якобы вы экономите на порциях гречки. И берете взамен мясо. Для себя.
— Негодяй!
— Мне еще кажется, что он сомневается в теории нашего великого наставника.
— Меня?
— Маркса.
— Отщепенец! Уклонист!
— Я могу его застрелить. У меня есть браунинг.
Кружковец вытащил из кармана пистолет.
— А вот это, батенька, не надо. Это уже уголовщина. А наше оружие — убеждение.
Дзержинский извлек из кармана перочинный нож.
— Это и есть ваше средство убеждения? — хитро прищурился вождь мирового пролетариата.
— А поглядите, какие у него зазубринки!
Кружковец раскрыл лезвие и сладострастно провел по нему ногтем.
— Затачиваете им карандаш?
— Вроде того.
— И напрасно. Инструментик-то свой спрячьте подальше. Вступаем в двадцатый век, а вы, батенька, с таким примитивом. Ступайте к товарищу Цюрупе от меня. Пусть он вам выделит двойную порцию. Вам, батенька, надо расслабится. Крайне необходимо.
Он быстро набросал на бумаге записку.
— Вот! Передайте ему!
Заразу надо вылечить немедленно. Больную ткань удалять сразу и всю. Крамолу подавлять в самом ее зародыше.
Владимир Ильич тут же отыскал отступника.
— Что же вы, милостивый государь, себе позволяете? — строго потребовал он ответа от отщепенца Бронштейна.
— А что? — состроил он невинное лицо.
— Подвергаете сомнению учение нашего вождя и учителя!
— Вас?
— Карла Маркса.
— Нет, нет! Я только против привилегий и вождизма.
— И каких же?
— Всем дали пустую гречневую кашу. А сами ели ее с мясом.
— Кусок маленький. На всех бы не хватило.
— И жарили его на сливочном масле. С луком и специями.
— Да!
— И делали это демонстративно, у всех на виду.
— Правильно!
— И почему?
— Да потому что пролетариям нужно было на простом и наглядном примере показать различие между нынешним строем и коммунизмом. Что ждет трудящихся в случае их победы.
— А еще вы ели сладкое сгущенное молоко. А остальных потчевали простоквашей. Я видел, видел!
— Простокваша крепит.
— И что?
— Солдаты революции должны быть крепки и телом и духом.
— А сгущенка?
— Я постоянно думаю о революции. Мыслительные процессы сопровождаются большим расходом глюкозы, которую я восполняю употреблением сладкого.
— Я бы тоже думал о революции, если бы ел мясо и сгущенку.
— А вот это — извращенье, голый натурализм, отход от идей борьбы за счастье трудящихся в пользу собственного ненасытного желудка.
— Я тоже хочу мясо! — заскулил матрос — партизан Железняк.
— Но вы же, батенька, морской волк! — укорил его Владимир Ильич.
— Волчара! — поддержал Дзержинский.
— Поэтому мне и надо.
— Морские волки питаются рыбой и водорослями, — наставительно заметил Владимир Ильич.
— Так дайте рыбу!
— Нельзя.
— Почему?
— В рыбе фосфор. Будите светиться и провалите все конспиративные явки.
— И с морскими водорослями в Казани проблема, — добавил Дзержинский.
— Кстати, товарищ Феликс, купите для нашего моремана пучок укропа.
— Зачем?
— Пусть товарищ матрос жует. А то от него всегда несет перегаром… А вам, товарищ Бронштейн, предлагаю обдумать свое поведение. И лишаю вас права просить прибавки на всю неделю.
Ревизионист
В Леве Бронштейне поначалу никто ни марксиста, ни революционера не видел. Ну, ходит человек в кружок, и ходит. Сидит, слушает. Гривенник свой исправно приносит.
А он присматривался, приглядывался и однажды огорошил Владимира Ильича:
— Денежки-то у вас остаются!
— Коплю на революцию, — подтвердил Владимир Ильич. — Ожидаются значительные расходы: флаги, транспаранты, листовки.
— Оружие, — подсказал матрос-партизан.
— И оружие.
— Много спиртного, — вставил Цюрупа.
— Зачем?
— Чтобы в пролетарских криках «Ура!» было больше энтузиазма.
— Книжки записные понадобятся, — вмешался Дзержинский. — Карандаши, ручки, чернила.
— Для каких целей?
— Для записей. Кто как вел себя во время революции. Чтобы отличить друзей и сторонников от врагов.
— А еще лекарства, бинты в случае ранений, — подал голос Семашко.
— Видите, — наставительно сказал Бронштейн, — какие намечаются траты. А обеспечит ли их доходная часть?
— Что вы предлагаете?
— Надо все посчитать. Нужна коммунистическая пролетарская ревизия!
— Вы эти свои еврейские штучки бросьте, — посоветовал вождь. — Пророк Моисей сорок лет водил ваш народ по пустыне. И никто не спрашивал его: куда идем? Зачем? Почему?
— Он водил по пустыне, а не за нос! — выкрикнул оппонент. — А вы, вы…
— Что вы пытаетесь этим сказать?
— Свободные деньги нужно не держать под матрасом, а пускать в оборот.
— Какой?
— Построить, к примеру, завод.
— Водочный! — загорелся Цюрупа. — Я бы мог его возглавить. Очень доходное дело.
— И этим мы могли бы убить сразу двух зайцев. Заработать деньги на революцию. И, не дожидаясь ее прихода, ввести на заводе элементы коммунизма.
— Какие это?
— Допустить рабочих до участия в прибыли.
— Да они пустят все на зарплату! Это порочный путь. И потом: где здесь Маркс и Энгельс?
— Можно часть прибыли пустить на сувениры: открытки, посуда, трикотажные изделия. На них можно поместить портреты наших бородатых наставников и цитаты из их произведений. Рабочие будут знать, кому они обязаны благоденствием и процветанием.
— Это не наш путь, батенька! — вскричал Владимир Ильич. — Мы, марксисты, могильщики капиталистического строя. А вы хотите нас, революционеров, превратить во всамделишных капиталистов. А как же революция?
— А может она и не нужна? Революция — это стрельба, кровь, жертвы. А я предлагаю путь мирных перемен. Без бурь, катаклизмов и потрясений.
— Да вы настоящий ревизионист, батенька! Пролетариат не простит нам подобного предательства!
— Зря упрямитесь. Собственность можно оформить на подставных лиц. Пролетарии ничего не узнают.
— Нет, нет и нет!
