Пройдет немного времени, разберутся, что он никакой не злоумышленник, а просто чудаковатый юноша. И отпустят его на волю.
А там за тюремными воротами она будет ждать его в скромном синем платье в белый горошек. И он увидит ее огромную, беззаветную любовь и проникнется ответным чувством.
Они поженятся, будут счастливы и родят много детей.
Поначалу все шло ровно по ее задумке. Его схватили, обвинили в подготовке к убийству и предложили сознаться.
Ему б тут и рассказать всю правду, как есть. И про олимпиаду, и про любовь. А у него в голове была одна дева Мария, ее нежное, белое личико, локоны светлых волос, чистые, не затуманенные глаза и боевито торчащая вперед девичья грудь. Он поступил по-своему.
Бомбометатели-покушенцы тогда вмиг возносились на вершину славы. Про них говорили, писали в газетах, печатали фото. Они становились известными людьми, героями.
Саша решил — чем я хуже? Мое имя будет на слуху. Она узнает о нем. А он пришлет ей свою фотографию и напишет длинное письмо с объяснением своих чувств к ней. А в конце попросит:
— Жди меня!
И это всколыхнет ее. Она поймет, что его чувство к ней ответное. Она спрячет в бюстгальтере его фото. И будет ждать, ждать, ждать…
Пройдут годы, он вернется с каторги лысый, беззубый, со слезящимися глазами. И она — морщинистая, седая, с обвислой грудью — бросится ему на шею:
— Я согласна стать твоей женой!
Вот такую благостную картину рисовал он в своих мечтаниях. И лишь улыбался, когда ему зачитывали приговор.
Так, в маленьком, богом забытом уездном городишке, где тишь да сонное царство, а из всех событий — сапожник Васька у кабака пьяный заснул да бабу возом стукнуло, когда она на мостовой с товарками заболталась, — началась настоящая фантасмагория: бомба, заговор, покушение… И дальше: суд, приговор, казнь…
Володя, как узнал, мимо чьего дома проходила дорога брата на тренировочные занятия, сразу догадался, в чем дело. И произнес свою знаменитую фразу:
— Мы пойдем другим путем!
Это было уже второй раз. Кто-то ее запомнил. И даже произнес потом вслух на партийном съезде. Ее приняли как директиву — сразу и безоговорочно. И следовали ей неукоснительно.
С тех пор перестали строить хорошие дороги. Так — умнут, утрамбуют и катайся. Да и зачем стараться, если партия в любой момент заявит:
— Мы пойдем другим путем!
Летние забавы
Историю про другую дорогу рассказывают и по-иному. Якобы эти замечательные слова он впервые произнес в еще детском возрасте. И произошло это в Кокушкино, летом.
Лето было любимым временем года будущего вождя мирового пролетариата и его братьев и сестер. А любимым местом деревня Кокушкино, где у семейства Ульяновых располагалось именье и где оно обычно проводило летние каникулярные дни.
Время в Кокушкино в забавах и развлечениях текло незаметно и интересно. Детишки резвились на лугу, играли в салочки и пряталки. Девочки рвали цветы и плели венки. Брат Саша неутомимо швырял камни — тренировал тело.
Разгоряченные и вспотевшие ребятишки гурьбой неслись на пруд — купаться. Они с разбегу ныряли в воду, шлепали по ней руками. Визги, шум, крики оглашали окрестность.
Уставшие и голодные, они возвращались домой к обеду. А потом снова мчались на пруд по уже протоптанной тропинке.
Ребятишки были довольны и счастливы. Зато крестьянам это сильно затрудняло жизнь. Коровы ревут — их гонят на луг, а там вся трава вытоптана. Надо живность на водопой вести, а к пруду не подойдешь, там дети купаются.
Крестьяне бухнулись перед хозяйкой на колени.
— Барышня, уйми дитев. Коровы с голода пухнут. Чем осенью расплачиваться будем?
Мария Александровна, женщина умная, сразу сообразила, чем чревато подобное. И собрала детвору. Для наглядности она взяла лист бумаги, карандаш и счеты.
— Коровы, ребята, едят траву, — начала она.
— Знаем, знаем! — отозвались дети.
— И дают молоко.
— И брынзу! И брынзу!
— И брынзу тоже. Ее делают из молока. Только вы не еврейские дети, которые обожают этот замечательный продукт. Поэтому не надо кричать об этом громко.
Ребята притихли. А Мария Александровна продолжила:
— Если коровы не поедят травы, они не дадут молока.
— Только навоз, — подсказали дети.
— Голодные коровы не дадут ни молока, ни навоза. А будут только мычать. А теперь давайте посчитаем. Возьмем всех коров… — она отщелкнула на счетах костяшки. — Помножим на молоко, которое крестьяне не получат… — она снова задвигала косточками. — И в результате мы лишимся…
Она ладонью решительно переместила все костяшки влево, на листке бумаги крупно выписала цифру и обвела ее в кружок.
— Это будет в рублях!
— Да это же полный…
— Вова!
— Как же мы будем ходить на пруд? — захныкали младшие.
И тут Владимир Ильич веско положил руку на бумагу и произнес в первый раз свою историческую фразу:
— Мы пойдем другим путем!
Старшие — Саша и Аня — кивнули, и малышня затихла.
С тех пор у коров наладилось. Молоко они давали щедро. Ложка в сделанной из него сметане стояла как… В общем, стояла. Устойчиво.
Довольные крестьяне в холщевых тапочках, глиняных мисках и чашках несли оброк творогом, маслом, молоком, сметаной. Детишки уплетали продукты за обе щеки. И все были рады.
Начало
У истока
Как поется в известной песне: «Есть у революции начало, нет у революции конца».
А ведь удивительно верно подмечено. Иной раз в обед всего-то рюмашку хлопнешь. И такой разбег набираешь, что и к курантам не остановишься.
А как все началось у Владимира Ильича? Как его внесло в революцию? Как он — провинциальный паренек — сделался ниспровергателем строя?
Может месть за брата Сашу? Но это как-то уж очень слишком. В смерти брата виновато всего-то несколько человек: следователь, судья, прокурор. Зачем же крушить строй? Если каждый так начнет мстить за родню, у нас революции будут по пять раз на дню происходить.
А может, как говорят, проникся бедственным положением рабочих? Да тоже как-то не очень. С рабочими он познакомился много позже. И так сразу прочувствовать ну никак не успел.
Владимира Ильича самого частенько спрашивали:
— Как вы решили стать революционером?
— Увлекся.
— Чем?
— А вы вслушайтесь: пролетарская революция, свержение строя, рабочий террор, диктатура пролетариата.
— Музыка восстания? Грохот бурь и потрясений?
— Нет.
— Причастность к истории?
— Логопед советовал почаще произносить слова с буквой Р. Исправлять картавость. Ха! Ха! Ха!
Конечно, пролетарский вождь шутил. На самом-то деле тяга к марксизму появилась у него в городе Казани, перед ужином.
В этом славном городе он поступил в университет. Поселился в общаге, вдали от родителей и своим денежным бюджетом управлял сам. И надо заметить — справлялся плохо. Денег вечно не хватало.
Ах, молодость! Ах, городские соблазны! Ах, эти неутоленные юношеские желания! Долго ли растеряться тихому пареньку в шумной и пестрой городской жизни!
Хочется прикупить и модные туфли на высоком каблуке. И шелковую рубаху-косоворотку. И картуз с целлулоидным козырьком.
И вот оно — бери, только плати.
А как заманчивы дела с барышней! Но ее надо и