Глава 3. Синьор де Вито
Усыпляющий газ — штука весьма неприятная.
И если «погружение в сон» запоминается тем, что вдруг, ни с того ни с сего, начинаются проблемы с дыханием, словно на грудь плиты бетонные положили, а потом «раз — и всё», то процесс «пробуждения», наоборот, дарит клиенту целую гамму разнообразнейших ощущений. Этакий «ужас без конца» ни за понюх табаку…
Первое, что я чувствую после «побудки», это бьющий в глаза свет. Свет нестерпимо яркий, проникающий прямо в мозг и болью отражающийся от затылка. Отвернуться нифига не могу. Так же как и веки закрыть, потому что они и так закрыты. Потом начинает жечь подушечки пальцев на руках и ногах. Это, типа, нервные окончания так реагируют на запрос из «центра»: «Вы как там, живы еще?» В ушах гудит и звенит, затекшее тело отказывается повиноваться, в горле «великая сушь», на языке что-то до отвращения приторное. Во всём остальном — мощный аналог похмелья после месячного запоя. Плюс еще кое-что, о чем в приличном обществе как-то не принято говорить… Ну вот и я упоминать об этом не буду. Как минимум, аппетит пропадет, если сообщу невзначай подробности.
Словом, в себя я прихожу лишь через десять минут. Или через пять, двадцать, пятьдесят, сто. Без часов все равно не определишь, а их-то как раз и нету. Тут вообще — много чего нема. Оружия моего, брони, купленной Корни одежды. Хорошо хоть трусы на меня кто-то надел, а то ведь могли бы и голышом из гостиницы вынести. Интересно, кстати, куда именно вынесли-унесли мою драгоценную тушку? А еще интереснее — кто и зачем? И куда, интересно знать, подевалась моя боевая подруга мисс Арчет? Обидней всего, если она окажется одной из тех, кто организовал похищение. Паранойя, конечно, но куда ж без нее? В любом случае, попал я конкретно. Однако сам виноват, расслабился, упустил, так сказать. Забыл элементарные правила.
Помещение, где я сейчас нахожусь, похоже на изолятор «для избранных». Палату в психушке, в которую «сердобольные» богачи запихивают свихнувшихся родственников. Стены и пол покрыты мягким, исключающим попытки причинить себе вред материалом, столик-пуф в уголке, голографическое изображение окна, очень похожее на настоящее. Кровать, на которой лежу, острых углов не имеет и напоминает высокий матрас без спинки. Освещается комната точечными светильниками, вмонтированными в потолок. До него не достанешь — высота около четырех метров. И там же, под потолком, закреплены две голокамеры. Одна над «окном», вторая — над дверью. Дверь, кстати, тоже «антивандального» исполнения. То есть, лоб об нее, даже при всём желании, расшибить не удастся. Собственно, я и не собираюсь ничего себе расшибать, поскольку суицидальных наклонностей не испытываю.
Возле кровати обнаруживаю две пластиковые бутылки с водой. Пить хочется, аж сил нет. Выхлебываю обе зараз. Литра примерно три.
Интересно, «удобства» в «палате» имеются? Или придется ходить под себя, если приспичит?
Встаю. Разминаю конечности. Жду.
Минут через пять в двери открывается небольшое окошечко. В него кто-то смотрит, потом дверь отворяется, и в комнату заходит облаченный в броню громила. В руках полицейский парализатор. Игловой, а не импульсный. Выходит, знают гады о моём врожденном иммунитете к «струне». Страхуются, одним словом.
— К стене! — отдает команду вошедший. — Руки за голову. Ноги в циркуль.
Выполняю приказ. Утыкаюсь в стену лицом, руки на затылке, ноги широко расставлены. Всё как у нас, когда «черпаки» [11] накрывают какую-нибудь «малину» и начинают фильтрацию.
В «палате» появляется кто-то ещё. За спиной слышится шорох шагов. Затем жужжание, будто что-то откуда-то выезжает. Спустя двадцать секунд дверь захлопывается.
Оборачиваюсь.
«О! Пожрать принесли. И одёжку».
Одежда лежит на кровати. Та самая, что мне купила Корнелия, а вовсе не клоунский наряд от родимого ведомства. Его я даже под страхом расстрела не стал бы сейчас надевать. Репутация — она и в плену репутация. Один раз посадишь пятно, отмываться будешь целую жизнь.
Поднос с едой стоит на столе. Традиционная для чипольянцев паста, политая мясным соусом, салат, равиоли… Даже десерт имеется: канноли и сфольятелла на блюдечке. Плюс бутылка вина и пакет с соком. А еще вилка, штопор и нож. Это означает, что меня совершенно не опасаются. Что ж, всё верно, это только в кино герои открывают булавкой любые замки и протыкают врагов крохотной зубочисткой.
«А, кстати, что это здесь жужжало?»
Осматриваюсь и выясняю: «жужжали» выдвинутые из стены сантехприборы. Унитаз и раковина. Пусть мелочь, но мелочь приятная. Сервис в этой тюряге на высоте. Комфорт пленнику обеспечивается.
Отправляю «естественные потребности», показываю голокамерам… ну, будем считать, что фигу, и не спеша умываюсь. Затем натягиваю на себя футболку и джинсы, подтаскиваю к кровати стол и начинаю трапезничать. Вино решаю не пить, ни к чему сейчас затуманивать алкоголем голову. Мысли должны быть ясными.
Прием пищи длится недолго. Аппетит у меня хороший. Подъедаю всё до последней крошки, после чего лениво потягиваюсь и жду очередного прихода тюремщиков. Должны же они, в конце концов, хотя бы посуду убрать.
Тюремщики не слишком торопятся. От нечего делать беру в руки вилку и начинаю метать ее в стену напротив. Отрабатываю, так сказать, боевые и специальные навыки. Вилка, увы, в покрытие не втыкается. Так же как и столовый нож.
На это занятие убиваю, по ощущениям, почти полчаса. Время тянется медленно, словно густой сироп, вытекающий из стеклянной банки. Но, как известно, всякому ожиданию рано или поздно приходит конец.
Окошко в двери вновь открывается.
— Руки в окно! — раздается оттуда.
Просовываю руки в проем, на запястьях защелкиваются наручники.
«Лохи педальные! Где вас только дебилов учили? В нормальных тюрьмах руки за спиной сковывают. Во избежание, так сказать…»
Меня выводят из камеры, завязывают глаза и куда-то ведут по длинному извилистому коридору…
* * *
Совершить побег я не пытался. Мог бы конечно попробовать — руки-то, хоть и в наручниках, но всё же перед собой, а способы, как нейтрализовать конвоиров, мне хорошо известны. Однако, боюсь, в нынешней ситуации это глухой номер. Рыпнуться бы не успел, мгновенно получил бы иглу в шею или прикладом по кумполу. Тем более, на обоих охранниках бронекостюмы с закрытыми шлемами. Да и не знал я пока, где нахожусь и кто меня захватил. А узнать это было бы весьма интересно…
Идти нам пришлось недолго. Конвой остановился через сотню шагов. Меня втолкнули в какое-то помещение, усадили на жесткий стул и, хитрым образом приковав к нему за ноги и за пояс, сняли повязку с глаз.
Тюремщики удалились, и я принялся с любопытством осматриваться. Прямо передо мной стол, на который можно опереться локтями. За ним высокое кресло. Окна отсутствуют. Пол, стены и потолок окрашены в серый цвет. Освещение приглушенное,