Я плыл в теплом мягком облаке, почти не чувствуя своего тела. Дышалось легко, мозг пребывал в сладкой дреме, и казалось, что это будет продолжаться вечно. Неужели я попал в рай? Вот уж никогда бы не подумал…

Я продолжал спать, просыпаться не хотелось, поэтому я недовольно поморщился, когда сквозь веки начал пробиваться свет. Попробовал прикрыть глаза ладонью, но руки не слушались, а свет еще более усилился. В конце концов, еще немного побрыкавшись, я приоткрыл глаза. Сначала ничего не было видно, кроме мутных цветных пятен, потом наконец стали проявляться смутные очертания окружающих предметов… Я начал понемногу приходить в себя.

Голова, руки, ноги, грудь — все опутано паутиной каких-то электродов, трубок, капельниц и прочей дребедени. Я лежу в подобии неглубокой ванны, заполненной мутной зеленоватой массой, подрагивающей, как желе. Над поверхностью этой дряни возвышается только мое лицо. Не поворачивая головы, я оглядел комнату. Ослепительно белые стены, поблескивающие полированными поверхностями приборы, специфический запах… Больница.

Рядом с моим ложем стоит симпатичная женщина-врач лет сорока, в розоватом халате, а чуть позади нее — гуманоид со сморщенной серой кожей и большими, широко расставленными глазами навыкате. По-моему, один из местных аборигенов. Врач, внимательно всмотревшись в мое лицо, тихо сказала:

— Он очнулся.

После мягкой тишины сна звук ее голоса прозвучал, как выстрел. Я поморщился.

— Через пару минут вы сможете с ним говорить. Только, пожалуйста, недолго и негромко — он отвык от звуков за эти сутки, — прошептала врач гуманоиду и, еще раз взглянув на меня, тихонько вышла. Хотя ступала она очень осторожно, звуки ее шагов отдавались у меня в черепе барабанной дробью.

Она сказала — «сутки»?! Я вспомнил погасшую панель грава и наше стремительное падение… С трудом разодрав слипшиеся от долгого молчания губы, прохрипел, едва узнавая звук собственного голоса:

— А девушка?

Туземец с легким акцентом произнес:

— Она пострадала гораздо меньше. Через пару часов она уже сможет вас навестить.

Каждое его слово отзывалось в мозгу тупой вибрирующей болью. Черт возьми, чем меня накачали? Впрочем, сейчас грех жаловаться. Хоть жив остался.

— Как мои дела?

— Вы сильно ударились головой. Довольно серьезное сотрясение мозга. Но сейчас все более или менее в норме. Если не считать ушибов и двух сломанных ребер, вы легко отделались.

— Я бы так не сказал, судя по самочувствию, — пробормотал я.

— М-да… Эта авария… Какая нелепость, не правда ли? Надо же было этому контейнеровозу появиться именно в этот момент, именно на этой улице, именно на этом ярусе движения…

— Да уж. Мне всегда везет как утопленнику. А когда я смогу выбраться отсюда?

— Врачи говорят — через семь-восемь часов. Потерпите. К утру будете как новенький.

— Надеюсь…

Я тщетно пытался разгадать выражение его лица. Он же с невозмутимым видом пялился на меня своими огромными, с вертикальными прорезями зрачков глазами и молчал. Видимо, просто тянул время, ожидая, когда я окончательно очухаюсь.

— Вы выздоровеете, не волнуйтесь, — после минутного молчания произнес он, но на его физиономии с круглыми немигающими глазами по-прежнему ровным счетом ничего не отразилось. Черт возьми, с этими инопланетянами никогда не знаешь, что же у них на уме!

— А вы вообще-то кто такой, извините за нескромный вопрос? — поинтересовался я.

— Вопрос вполне правомерный, — невозмутимо ответил гуманоид (я уже давно заметил, что многие инопланетяне начисто лишены чувства юмора). — Я не буду говорить вам, как меня зовут, потому что вы все равно не сможете это выговорить. Но часть моего имени, которую земляне назвали бы фамилией, звучит как Сгаонэ. Я представитель органов охраны правопорядка Беты-3.

Он показал жетон.

Что ж, можно было догадаться. Так-так-так…

Из-за своего образа жизни мне довольно часто приходится иметь дело с правоохранительными органами — будь то полиция Земли и ее колоний, или несколько отличная от нее система Теллурианской империи с ее Стражами, или, когда набедокуришь по-крупному, Жандармерия Звездной Конфедерации с ее холеными агентами в штатском. И каждый раз такой контакт не сулит мне ничего хорошего. Так уж повелось, что моя профессиональная деятельность не совсем укладывается в рамки законов Конфедерации. А точнее — совсем не укладывается. Поэтому-то я всегда стараюсь избегать парней с жетонами. На этой планете я находился уже семь теллурианских месяцев: это чуть больше года по земному времяисчислению и чуть меньше двух лет — по местному. И до сих пор мне удавалось не попадаться на глаза полицейским. Но сейчас… Угораздило же тебя, Дарк!

— И чего же вы хотите, фримен Сгаонэ? — спросил я, ожидая самого худшего.

— У нас есть основания полагать, что инцидент, произошедший с вами, имеет отношение к делу, которое мы в данный момент расследуем, — монотонно проговорил гуманоид, будто читая заученный текст. — Речь идет, прежде всего, о тех людях, что вас преследовали.

— Вам о них что-нибудь известно?

— Кое-что. И мы надеемся узнать побольше именно от вас.

— Ну, это дохлый номер. Я их первый раз в жизни видел.

— Вы уверены?

— Конечно.

— Посмотрите на эти снимки… — Он приблизил экранчик ноутбука к моему лицу. — Узнаете?

Действительно, на фотографиях, сменявших друг друга на маленьком дисплее, — те самые головорезы. Вокруг них полно народу, поэтому нужные лица высвечены из толпы. На