Старики кафедры и на этот раз нашли причины, чтобы не участвовать в очередном важном правительственном задании. Заведующие кафедрами не привлекались к уборке урожая. Четверо доцентов в один миг нашли уважительные причины. Волков ждал подключения телефона в своей квартире. Стасюк и Кулаковский не поехали по состоянию здоровья. Первый был инвалидом, у него не было левой руки. Другой был очень старый и физически немощный. 70-летний мужчина от старческого маразма частенько забывал дома папку со своими конспектами. Обнаружив пропажу, он звонил своей жене и посылал домой студента. Получив от гонца бумажную папочку, он стремительно семенил в аудиторию. Он никогда без бумажек не ходил к студентам, боялся провалиться. Павлов, узнав о том, что он находится в списке участников очередной борьбы за урожай, сослался на недомогание и рысью побежал в поликлинику. Через пару часов Павел Михайлович ускоренным шагом вбежал в кабинет заведующего кафедрой и с радостью протянул ему небольшую бумажку. Затем громко произнес:
– Иван Константинович! Понимаете, я и сам не знаю, но меня сегодня понос пробил… Свищет прямо из прохода в два пальца…
После жалобы на свое нездоровье он приложил руку к заднице и мигом скрылся за дверью. Чурсин своего коллегу в этот день больше не видел. Нашли «самоотвод» и ассистенты. Тарасов, сославшись на сахарный диабет, срочно лег в военный госпиталь. У майора запаса Овчарова Николая Ивановича заболела жена. Увильнули от сельхозработ и старшие преподаватели-женщины. Таркина была инвалидом с детства, хромала на левую ногу, часто ходила с тросточкой. Ее закадычная подруга Никонова была несколько моложе. К удивлению, Чурсина и она за день до отъезда на сельхозработы принесла в профсоюзный комитет больничный лист. Лицо некогда цветущей женщины было мрачным. Голова ее была обмотана черным платком.
Попытка самого молодого историка «кооператива» уклониться от очередного архиважного партийного поручения закончилась полнейшим провалом. Горовой с умным видом представил ему лист с фамилиями преподавателй и сотрудников самой старой кафедры. И на этот раз Чурсину пришлось отступить. Ему было очень жаль, что он не смог использовать появившуюся возможность для своей научной работы. Идти куда-либо жаловаться, он считал делом бесполезным. Только к середине ноября он по-настоящему приступил к написанию второго раздела.
Прошло два года. Егор Чурсин за это время успешно сдал кандидатские экзамены по философии и по истории КПСС, основному предмету. Прошел еще один год. В мае ему была назначена защита на научном совете Тарского государственного университета. Соискатель на ученую степень кандидата исторических наук держался очень уверенно. Полными были и его ответы на вопросы маститых ученых. После оглашения результатов голосования он облегченно вздохнул. Из тринадцати членов совета никто не бросил против него «черный» шар.
Чурсин по случаю успешной защиты пригласил присутствующих на официальное торжество. Все заулыбались и зашушукались. За несколько дней до его защиты вышло специальное постановление ЦК КПСС о борьбе с пьянством и алкоголизмом. Он, откровенно говоря, немножко боялся, когда объявлял о некогда привычной и устоявшийся традиции советского образа жизни. Мероприятие было назначено ровно на восемнадцать часов вечера. Он с замиранием сердца сидел в роскошном номере гостиницы «Русь», ожидая своих недавних ученых оппонентов. К его радости, они пришли все до единого. Среди умных людей какой-либо пьянки не было, каждый осушил бокал шампанского и закусил. Не обошлось без теплых тостов и здравиц в адрес нового кандидата наук.
К Инне Кусковой Чурсин пришел поздно вечером. В его успешной защите была и ее заслуга. В первую очередь, ее моральная поддержка. Он сильно скучал, когда любимой женщины не было рядом с ним. Они встречались за все время знакомства лишь несколько раз. Эти встречи были мимолетными и очень короткими. Вечером они встречались, утром уже расставались. Ночью у них не было времени для разговоров, даже для очень серьезных. Они отдавались только любви, отдавались без остатка. Надеждами на очередную встречу, на очередную любовь они жили почти все эти годы. Чурсин прекрасно знал, что Кускова была верна ему, жила только им одним и любила только его одного. Хотя во время короткого пребывания в университете до него доходили слухи, что у заведующей кафедрой иностранных языков появлялись очередные поклонники. Профессорша их отметала или просто не замечала.
Затворничество красивой женщины очень радовало новоиспеченного кандидата наук. У него также не было женщин. Кроме одной, которой он жил все эти годы…
Чурсин иногда сожалел, что вел монашеский образ жизни, когда вглядывался в глаза красивых студенток. Многие из них, как ему казалось, специально получали двойки на семинарсих занятиях, чтобы попасть к нему на консультацию. Собеседование иногда очень сильно затягивалось. Кое-кто из двоечниц надолго оставался в его памяти. Со студенткой Оксаной Мироновой он впервые познакомился во время сельхозработ. Первокурсница от своих подруг держалась обособленно. Скорее всего, причиной этому была ее красота. Чурсин еще во время посадки студентов в автобусы, когда они отправлялись из института, заметил эту высокую и стройную девушку. Она часто бросала томные взгляды в его сторону. Она в первый же день по прибытию в лагерь, когда приехавшие еще по-настоящему не устроились, пришла в комнату комиссара и с улыбкой его спросила:
– Егор Николаевич! А почему у нас нет сегодня дискотеки… Я очень сильно хочу танцевать…
Увидев недоуменный взгляд мужчины, она замолкла, затем опять уже очень строго произнесла:
– Егор Николаевич! Вы же историк, так ли ? И почему наша студенческая молодежь должна остаться без идейного влияния?
Неожиданный визит студентки-малолетки, да еще ее назидательный тон с партийной «приправой» очень сильно рассердил комиссара. Он, еле сдерживая себя, с некоторым заиканием ответил:
– Т-о-оварищ Миронова, я вижу, что Вы очень нахрапистая девушка… Мне жалко, что некоторые из студентов не понимают, что стоило сегодня мне с начальником лагеря организовать ночлег и питание… Кое-кому нужны только танцы…
Читать нотации комиссару было больше некому. Студентка вспыхнула, словно свечка, и моментально закрыла за собою дверь. Чурсин в эту ночь не спал, все думал, как организовать дискотеку. Ехать за музыкальными инструментами в институт не хотелось, да и было бесполезно. Кроме ватмана и туши у партийных вождей ничего не имелось. За бумагой надо было еще и походить. После завтрака и распределения на работы он направился к секретарю парткома совхоза. Мужчина оказался довольно понятливым. Через несколько минут вопрос о материальной части дискотеки отпал, что было самым главным. Инструменты былого совхозного оркестра почти три года лежали в комнатушке у заведующего сельским клубом.
По словам пенсионера раньше на центральной усадьбе был прекрасный оркестр. Распался он из-за пьянства его руководителя. Чурсин, не имеющий никакого понятия в музыкальных инструментах, стал искать таланты