Горовой, словно провинившийся школьник, быстро засеменил навстречу Чурсину, и оскалив свои пожелтевшие зубы, с неподдельной лестью произнес:
– Егор Николаевич! Проходите, пожалуйста, проходите… У нас сегодня небольшой сабантуйчик… Андрей Федорович, наш заядлый рыбак принес пару карасиков, вот мы и решили их отведать…
Чурсин с дежурной улыбкой протянул шефу руку для приветствия и решительно вошел в комнату. Все сидящие, оскалив зубы, подобострастно стали с ним здороваться по ручке. Чурсин для приличия скушал маленький кусочек торта и выпил чашечку кофе. Затем, сославшись на занятость, простился с коллегами и спустился на второй этаж. Проректор был на месте. Он, узнав о цели визита комиссара, вновь пообещал ему в срочном порядке отправить недостающих кураторов. Обещание осталось пустым звуком. Кураторы на следующий день не прибыли. Не было их и до конца сельхозработ.
В конце октября неожиданно сильно похолодало. Среди студентов пошли слухи о том, что вот-вот их должны отправить в город. Требовали этого начальник и комиссар лагеря. Директор совхоза был против. Неубранного картофеля оставалось еще десятки гектаров. Своими силами он не мог его убрать. Трудоспособные мужчины занимались уборкой силоса и готовили животноводческие помещения к зиме. Жители деревни большого интереса к общественному картофелю не проявляли. Все равно сгниет. По этой причине, вполне возможно, селяне картофель воровали. Воровали не только они, но и городские жители, которые днем и ночью приезжали на легковых автомашинах, иногда даже на грузовиках. Итог словесной перепалки между руководством совхоза и руководством студенческого лагеря оказался не в пользу последних. Директор обратился в райком партии. Оттуда пришла телефонограмма: студентов оставить в совхозе до особого распоряжения и обеспечить их теплом. Для отопления помещений привезли несколько самодельных обогревателей. Днем агрегаты включали, на ночь отключали. Через час в коридорах вновь господствовал прохладный воздух. В небольших помещениях, в которых отдыхали студенты, ночью было относительно тепло. Кое-кто из первокурсников надевал на себя куртки, другую одежду. Начальник лагеря и комиссар в комнате спали вдвоем. От холода становилось иногда не по себе. Мужчины выходили на улицу и делали небольшие пробежки по территории лагеря. Затем вновь ложились спать.
Чурсин в эти холодные ночи часто окунался в размышления о сотрудниках своей кафедры. После их застолья он все больше и больше убеждался, что мужчины и женщины, убеленные сединой, были очень далеки от тех установок и трактатов, которые они читали с потертых конспектов. Ради солидной зарплаты старье было готово до самой смерти протирать свои шатаны. Даже всевозможные революции и эволюции в теоретической болтовне, муссируемые партией, мало что изменяли в укладе их жизни. До защиты кандидатской диссертации Егор Чурсин глубоко не вникал во все тонкости кафедральной жизни. Занятия, партийные поручения и научная работа забирали у него уйму времени. Его многолетний труд окупился сторицей. После присвоения ученой степени он получил дополнительные крылья в науку. Он не скрывал от себя, что отзывы о нем, как талантливом ученом, ему очень льстили. Положительно отзывались о нем не только сотрудники «кооператива», но и жители сел. За неделю до отъезда комиссара студенческого лагеря попросили выступить перед ветеранами войны и труда на центральной усадьбе совхоза. Лекция о международном положении слушателям очень понравилась. Секретарь районного комитета партии под шквал аплодисментов очень долго жал руку молодому лектору, кандидату исторических наук. Чурсин также надеялся, что он через пару месяцев получит должность старшего преподавателя кафедры. Он нуждался не только в укреплении своего престижа, но и в деньгах…
Во время радужных размышлений в его голову приходили и тревожные мысли. Он не сомневался, что стычка с заместителем секретаря парткома Паршиным и его неожиданный визит на кафедру, обойдутся ему боком. Беспокоило и то, что все коллеги его желание продолжать работать над исторической наукой встретили в штыки. И это вынуждало его думать и думать. Чем больше он размышлял, тем больше приходил к неординарным выводам. Кафедра истории КПСС в кооперативном институте была самой старой по возрасту. Из десяти преподавателей одному было за семьдесят лет, пятерым за шестьдесят, троим за пятьдест лет. Трем женщинам-сотрудницам каждой было под шестьдесят. Ему, самому молодому исполнилось двадцать восемь.
Средний возраст историков составлял 60 лет. Никто из них по-настоящему научными исследованиями не занимался. Причиной этому был не только возраст, но и нежелание напрягать свои извилины. Любая наука требовала определенных усилий, что отражалось на здоровье. Старики берегли свое здоровье, как зеницу ока. Приличная зарплата их также устраивала. Заведующий кафедрой получал 420 рублей, доценты по 320 рублей, старшие преподаватели по 180 рублей. На должностях ассистентов были два бывших политработника Советской Армии. Кроме 125 рублей каждый из них получал солидные пенсии – 200 рублей на нос. Офицеры запаса, не имеющие профессионального образования, и в связи с возрастом не привлекались в сферу научных исследований. Чурсин ни разу не видел и не слышал каких-либо отчетов о научной работе от этих сотоварищей. У них был другой козырь, который они использовали при любой возможности. Армейские политработники умели с большим пафосом говорить. Он им частенько завидовал, когда они в любом историческом факте находили руководящую роль партии.
Узнал Чурсин и то, что не все доценты имели профессиональное образование. Заведующий кафедрой, окончивший педагогический институт, перед началом войны преподавал географию в восьмилетней школе. Воевал, имел несколько боевых наград. Над монографией, тему которой он даже и сам иногда забывал, старик трудился больше десяти лет. Доцент Кулаковский до работы в «кооперативе» был инструктором обкома партии в одном из городов Украины. Его партийные привилегии сохранились и в Помурино. Борис Григорьевич жил в обкомовском доме, в одном из красивейших зданий города. Чурсин почти каждый день проходил мимо девятиэтажного дома из красного кирпича. Мощный особняк утопал в зелени. Научная работа бывшему партработнику была нужна, как мертвому припарки. О том, что надо заниматься наукой, он вспоминал только перед очередным конкурсом на замещение вакантной должности доцента. Кандидат в доценты звонил в редакцию газеты, и узнав о том, что объявление будет напечатано на следующий день, с раннего утра занимал очередь у газетного киоска на вокзале, который был самым большим в городе. Он в один присест скупал всю наличность городской газеты. Скупал не ради дальнейшей рекламы, скупал из-за страха, что иногородние историки могут его «застопорить». Месяц, время необходимое для подачи документов, старик ходил по