Через две недели Чурсин позвонил в Тарск. Через неделю его пригласили на заседание опорной кафедры. В университет он ехал с большими надеждами. Уезжал оттуда с огромными планами на будущее. Тема его монографии единогласно была признана актуальной и диссертабельной. Через два месяца ее утвердили в Москве. Оставалось только работать и работать…
Ученое «подполье» Чурсина страшно не понравилось историкам кооперативного института. О том, что тема его монографической работы утверждена и прошла опробацию, они узнали из протокола заседания опорной кафедры. Горшков счел необходимым проинформировать своих коллег по исторической науке. Через день по инициативе Левина было проведено внеочередное партийное собрание. Чурсина единогласно признали карьеристом и склочником. Взыскание не наложили, но строго предупредили. Через час после собрания о «ненаучной порядочности» самого молодого историка узнал секретарь партийного комитета. Мясников не являлся профессиональным партийным работником, он был с кафедры бухгалтерского учета. Мужчина предпенсионного возраста в прямом смысле тянул лямку партийного вожака. Тянул небескорыстно. В институте все знали, что он, находясь у руля партийной организации, через год получил прекрасную квартиру у самого берега Иртыша. Его дочь поступила в аспирантуру при «кооперативе». Чурсин не намеревался оценивать знания девушки по другим предметам, но по его предмету она не блистала.
На следующий день Чурсина вызвали в партийный комитет, на индивидуальное собеседование. Мясников и Паршин сидели за большим круглым столом, сидели друг возле друга. Чурсин вежливо поздоровался, ответной реакции не последовало. Партийные божки молчали, как истуканы. Игра в молчанку тянулась недолго. Первым начал воспитывать вошедшего Паршин. Он неспеша привстал из-за стола, протер своими маленькими ладонями страшно покатый лоб, и строго пробурчал себе под нос:
– Товарищ Чурсин… Я вчера узнал от коммунистов кафедры, что Вы осмелились перепрыгнуть свою кафедру и нашу партийную организацию при утверждении своей научной темы. Кто дал Вам на это право?
Чурсин, стоящий навытяжку, решил возразить. Его бесила неосведомленность главного идеолога института. Он тяжело вздохнул и громко выпалил:
– Извините, Иван Сергеевич, но это абсолютная дезинформация, это есть ложь…
Ответная реакция Паршина последовала незамедлительно. Он рысью подбежал к остолбеневшему историку и громко прорычал:
– Товарищ Чурсин, я когда-то обещал исключить Вас из рядов партии… Завтра я это сделаю, сделаю с большим удовольствием…
Чурсин больше не стал слушать угрозы партийного мракобеса. Он развернулся на все сто восемьдесят градусов и вышел вон. В эту ночь он не спал. Утром не встал с постели. У него были сильные боли в сердце. Баба Маша позвонила по телефону в службу «Скорой помощи». Карета приехала через час. Молодая врачиха прослушала лежащего и рекомендовала ему покой. Затем выписала больничный лист. Чурсин позвонил на кафедру и сообщил Анне Петровне, что находится на больничном. Только на четвертый день ему стало несколько лучше.
Он решил прогуляться по городу. На дворе стоял май и солнце уже основательно прогревало землю. Свежий воздух снимал нервную усталось идущего, отвлекал его от повседневных проблем. Ему захотелось пообщаться с природой. Он поднял руку и остановил первую попавшую легковую машину. Ему повезло. За рулем старого «Москвича» сидел пожилой мужчина, житель близлежащей деревни. Вскоре горожанин оказался перед березовым околком, стоявшим неподалеку от проселочной дороги. Он подошел к опушке леса и стал с усердием вдыхать в себя воздух, который был поистине целебным. Вокруг стояла абсолютная тишина, только кое-где она нарушалась жужжанием невидимых насекомых, проносящихся мимо его уха. Чурсин снял с себя свитер и вышел на поляну.
Зеленое царство трав и цветов его очаровало. Ему казалось, что все они хотят перед ним выслужиться, показать свою индивидуальную красоту. И все это зеленое царство было в объятиях громадного солнца, которое с каждой минутой вносило свои коррективы в земной наряд. От изобилия трав и духов, а также от палящего солнца, он невольно присел. Через несколько мгновений он растянулся на траве, подложил под голову свитер и закрыл глаза. Сейчас он был наедине с величием и красотой природы. Она была вне власти человека, вне его законов, вне его пакостей, которые то и дело Чурсина преследовали, и не только его одного. Внезапно он почувствовал под спиной небольшой холодок. Вскоре холодок исчез. Он крепко заснул. Его сон на лоне природы был очень ровный, без всяких сноведений. Проснулся Чурсин через два часа. Солнце уже было в зените. Он посмотрел на часы. До вечера было еще очень далеко, и он решил пешком пройтись до города.
За последнее время он мало двигался. Почти все время сидел, особенно доставалось ему в партийных архивах и в библиотеках. В этих заведениях он просиживал иногда по десять часов. Часто даже не обедал. Наука была смыслом его жизни. Она была с ним всегда и везде. В трамвае или автобусе, когда ехал из дома на работу и назад, он всегда был в умственном напряжении. Его свободное время также принадлежало науке. На окружающий мир он почти не реагировал. Не реагировал он и на женщин. Своеобразной отдушиной для него была Инна Кускова, благодаря которой он познал прелесть любви. И не только это. Профессорша стала для него своеобразным амулетом женской чистоты, да и вообще человеческих отношений. В последнее время он мало о ней вспоминал. Его «котелок», так он часто называл свою голову, днем и ночью находился в поиске чего-то необычного. Это его радовало и одновременно огорчало. Радовало то, что «котелок» довольно часто производил хорошие идеи и мысли. Огорчало то, что его умная голова не всегда могла противостоять зависти и подлости многих людей, среди которых оказались его коллеги по кафедре.
Сейчас он в этом нисколько не сомневался. Они завидовали ему, как умному и талантливому человеку. Не только завидовали, но и боялись его. Никто из них не хотел, чтобы он через три-четыре года имел диплом доктора исторических наук. Они боялись кардинальных изменений, которые мог произвести этот молодой карьерист. Только по этой причине они сильно его «кусали».
Были у него и минусы. Он их прекрасно знал. Сыну рубщика мяса и уборщицы очень трудно сделать карьеру ученого. С детской наивностью он распрощался очень рано, еще в студенческие годы. В университете работало несколько династий ученых. Не исключением этому была и его любимая женщина. Сейчас, когда он вел отчаянную борьбу за свое место под солнцем науки, он уже не сомневался, что без отца