От синяка под глазом не осталось и следа.
— А грудь?
— Порядок. Залатала. О, ты уже разогрел. И не подгорело. Ну, ты гигант. Будем праздновать победу. Так. Сковородку на стол. Будем есть со сковородки. Я в детстве очень любила есть жареную картошку прямо со сковородки. У тебя есть подставка? Все. За стол!
Она действительно была как новенькая. Сели за стол.
— Открывай вино. Это настоящее Тауриканское. Никакой не суррогат. Ой, извини. Ты же не умеешь.
Она взяла бутылку, сделала неуловимое движение и бутылка открылась.
— Наливай!
Зазвенел телефон.
— Да, слушаю, Савельева — ответила Даша.
— Даша, ты где? — спросил мужской голос.
— Отдыхаю.
— Мне сообщили, что на RX-3152 ты попала в эпицентр. Ты в порядке?
— Все в порядке, Марк, спасибо.
— Почему не обратилась в лазарет?
Даша промолчала.
— Чтобы сегодня же обследовалась в лазарете.
— Но, Марк…
— Никаких «но», это приказ. И еще: совещание по RX-3152 у меня через 20 минут.
— Может, без меня?
— Не получится, ты основной участник событий. Все, конец.
Даша виновато посмотрела на Семена, мол, вот видишь.
— Давай выпьем — за встречу.
Они чокнулись. Даша пригубила вино, удовлетворенно поцокала языком, качая головой. Семен отхлебнул, не почувствовав никакого особого вкуса. У него пропало всякое настроение. Некоторое время они молчали.
— Давай выпьем еще раз за то, чтобы наши встречи повторялись.
Семен промолчал, но про себя отметил, что не ахти как жаждет повторения такой встречи.
— Ну, мне пора. Что, если я оставлю небольшую сумму денег? Ты сможешь передать ее моим родителям под каким-нибудь предлогом?
— Нет проблем, — Семен пожал плечами.
Даша снова надела свою кожаную тройку. Семен заметил, что ее полупальто выглядит как новое, но он уже перестал чему-нибудь удивляться. Даша подошла к нему, погрузила руки в его волнистые волосы, пригнула голову и поцеловала в губы.
— Спасибо. Я помню, помню. Я должна тебе все рассказать. Но сейчас мне нельзя опаздывать.
Дверь за ней закрылась. После телефонного звонка прошло ровно 20 минут. Он кинулся на лестницу, чтобы предупредить Дашу, что она наверняка опоздает, но лестница была пуста. Это не вызвало у него ни удивления, ни досады, только тупое безразличие. Захотелось забыть все это как дурной сон. Вернувшись в комнату, он увидел на столе небольшой, завернутый в бумагу пакет. Развернул и обнаружил там две пачки денег и короткую записку:
«Передай это моим родителям. Даша».
В каждой пачке было сто листов по 500 рублей. Это его годовая зарплата. Ничего себе, небольшая сумма денег. Купюры были новенькие, хрустящие, будто только что напечатанные. Такие деньги под силу заработать разве что шпионам. Интересно, под каким благовидным предлогом он сможет передать это Дашиным родителям?
Последующие дни Семен чувствовал себя скверно. Любая еда казалась ему не вкусной, сделанная работа не радовала, девчонки казались скучными и глупыми. Внутри его была пустота, каменный, неземной покой. Он уходил за город к маленькому лесному озерцу и часами смотрел на воду. Мелкая быстрая рябь странным отблеском отражалась в его мозгу и чем-то заполняла внутреннюю пустоту.
Ночами он спал беспокойно. Почти каждую ночь ему снился один и тот же сон. Он шел по незнакомой пустынной местности. Кругом была звенящая тревожная тишина. Почему-то он знал, куда он должен идти. Вдали виднелась река. Подходя к реке, Семен видел сидящего на краю обрыва старика. Его ничуть не удивляло, что старик сидел там, скорее наоборот, — Семен был абсолютно уверен, что встретит его. Он садился рядом со стариком и тот что-то говорил Семену, что-то очень важное, но он помнил слова старика только во сне.
Наверно, многие замечали его состояние. Даже мастер, Кузьмиченко Макар Константинович по прозвищу Кузьмич, однажды, догнав его у проходной, спросил:
— Ты чего скис, Семен?
Кузьмич был маленький кругленький человечек лет сорока. Слыл он занудой, но был при этом душевным человеком, понимающим, лишнего начальству не болтал и всегда прикрывал работяг, когда это было нужно.
— Что там у тебя стряслось?
— Да так, ничего.
— Влюбился, поди. Да плюнь ты на нее. Что? Баб что ли не хватает? Вон Клава с седьмого участка как в тебя глазами стреляет. Другого бы наповал свалила. А баба в самом соку, груди в блузу не вмещаются. Прижал бы ты ее в темном углу. Поговорил.
— Да о чем с ней разговаривать-то?
— Как о чем? О погоде, птичках, о любви.
Крохотная искорка радости вдруг вспыхнула в его груди и тут же утонула в несокрушимом покое.
— Учиться тебе надо. Вот что, — менторским тоном продолжал Кузьмич. — К лету школу закончишь, осенью направим тебя на учебу: механика из тебя сделаем, инженера.
— Да на хрена мне учиться, я и так хорошо зарабатываю.
— Ох, Семен, с таким настроением ты когда-нибудь так сорвешься. Только не говори потом, что я тебя не предупреждал.
— Не скажу.
— Не скажу, не скажу, — проворчал Кузьмич.
Карусель будничных дел вертелась не переставая. Занятия в школе, нескончаемые поездки в деревню «для завершения весенне-посевных работ на приусадебном участке». Даже некогда «глотнуть пивка для быстрого рывка».
В одну из таких поездок в деревню он передал деньги вместе с запиской Дашиной маме. Тетя Маша встретила его в доме.
— Сема, ну проходи, проходи. Дай-ка на тебя взглянуть. Боже, какой огромный! Повзрослел, возмужал. Чем занимаешься?
— Слесарим.
— Хорошее дело. Ну, говори, с чем пришел? Никак гостинцы нам из города привез?
— Да вы садитесь, тетя Маша, вот сюда за стол.
— Ты это чего? — удивилась она, однако села.
— Вот, от Дуни.
Тетя Маша развернула пакет и замерла с запиской в руке.
— Почерк Дунин. Господи, значит жива. Только чего это она Дашей-то назвалась. Завсегда Дунькой была. И ни тебе мама, ни тебе папа, ни здрасьте, ни до свидания. Это точно от нее? Ты не врешь?
— Тетя Маша!
— Ты где ее встретил-то? В городе? Чего сама-то не явилась? Ну как там она?
— В порядке.
А перед его взором всплыла Даша. Она поворачивается и говорит:
«Смотри, как новенькая».
— В порядке она.
Тетя Маша поморщилась:
— Опять сердце прихватило. Сема, подай-ка капли… там, на полке.
Выпив капли, она еще долго внимательно изучала записку.
— Как она туда попала-то? Чем занимается? Да ты говори, Сема, не молчи.
— Да не успели мы толком поговорить, спешила она.
— Вечно она куда-то спешит. Вот и допрыгалась — тетя Маша встала — Ты, когда ее встретил, сгреб бы в охапку и притащил сюда, дуру-то нашу. Ведь нравился ты ей. Я знаю. Она, бывало, говорит мне… да что там вспоминать.
Тетя Маша махнула рукой и вдруг уткнувшись Семену в плечо заплакала.
— Тетя Маша, ну что вы, да вы сядьте. Говорю, она в порядке.
И вспомнил: беспомощная Даша лежит на его кровати и слабым срывающимся голосом говорит:
«Надо осмотреть…все цело?…»
— Тетя Маша, я обещаю, когда встречу ее в следующий раз, обязательно доставлю ее сюда.
— Вот увижу нашу дуреху, тогда и помру. Я и место для могилки уже присмотрела: у излучины, на косогоре. Оттуда вся деревня