Он проснулся ночью оттого, что отец положил ему ладонь на лоб.

— Жара нет, чего тогда бредишь? — недовольно сказал отец. — Разбудил вот. А мне на работу завтра рано… Кстати, если уж бредить, то лучше на знакомом мне языке. Лады?

— А тебе все языки незнакомые, — пробормотал он и наконец выпал из дурного забытья. — Кроме родного… повезло…

Он сел на кровати и потёр лоб. Так. Ну и где мы? Понятно, что дома. Но вот ГДЕ дома? С этим раздвоением души ни один вопрос корректно не задать, блин… А, бумажные обои. Понятненько.

— Слушай, ты тоже собирался меня из дому выгнать? — вдруг спросил он, движимый внезапным наитием.

Отец смутился.

— Почему тоже? — пробормотал он. — Я… просто тебя в милиции… ты же на учёте, и семья неполная… говорили про интернат — но только предлагали! Я же не согласился! А… откуда ты узнал?

— Чего тут узнавать? Не ты первый…

— Если б ты старался жить нормально! — с горечью сказал отец. — Если б хотя бы нормально учился в школе! Вовочка Переписькин — это же ходячий анекдот, над тобой вся школа потешается! И драки каждый день! И по дому ничего не делаешь, ходишь вечно неумытый, расхристанный…!

Так, отца понесло. Он глубоко вздохнул. Задержал выдох. И ещё раз. Так…

— Стоп, — сказал он, и отец послушно умолк. — Разберёмся по порядку. Я хорошо учусь, папа. Просто этого не замечают.

— Ага, русский язык, например…

— А ты сам попробуй! Когда в голове десятки языков, а уж алфавитов сколько! И все уродские! Меня всё время на руны стягивает, потому что они удобнее! И язык этот, якобы родной, уродский! Ни одного ударения постоянного нет, исключений больше, чем правил, пишется не так, как слышится, а уж говорится как! Почему здесь не изучают фонетическое письмо Арктура? Вот его я хорошо знаю.

— А ещё география…

— Да знаю я географию! А вот учительница — нет! Её бы на Жерь Светлолиственную, я бы на неё посмотрел!

— А ещё математика, физика…

Он выжидательно уставился на отца, и тот осёкся.

— Ну, физику и математику ты знаешь, — нехотя признал он. — Только… ты же знаешь лучше, чем учителя! Ты понимаешь, что их это бесит?! И меня бы взбесило, если б какой-то сопляк… — …берхь сопливоносый, — услужливо подсказал он — Да! Если б всякий берхь сопливый указывал мне, как проводить уроки — да ещё правильно указывал! Я бы его!..

— Ты не отдавай меня никуда, — попросил он негромко. — Без твоего участия меня не смогут забрать. Я же стараюсь.

— А драки каждый день? — печально спросил отец.

— А что я могу поделать? — спросил он в ответ. — Они же пристают сами… все.

— Почему-то к другим не пристают.

— А другие трусливые, — пояснил он. — Предпочитают унижаться и подчиняться старшим… или сильным. А ещё они все толпами ходят. Забавно: миры разные, но шакалы везде ходят толпами. А я — один.

— Да, маленький ты у меня. И тощий. Вот был бы ты здоровым…

— Радуйся, что маленький! — резко сказал он. — Я, когда здоровый, совсем по другому пути иду! Сначала самый здоровый в детском саду, потом в школе, потом на улице, потом бандиты начинают уважать, потом у бандитов за своего… и вылепляется знаешь какое чудовище! Аспанбык из бродячего клана убийц — слышал про такого? А потом государству дорогу перейдёшь, хлоп — и на кладбище, и привет, сопливая реинкарнация! Больше сорока лет ни разу не жил — а хочется!

— Ладно, давай спать, — вздохнул отец. — Никуда я тебя не отдам. Вдруг из тебя великий фантаст получится, гордиться буду. Вон как складно выдумываешь… Только ты постарайся хотя бы учиться хорошо, лады? А то комиссия от меня не отцепится — и от тебя тоже!

— Я стараюсь. Но мне трудно! Когда и там, и здесь, и ещё вон там живёшь — знаешь, какая каша в голове?!

— Вот я и говорю, что фантаст… Ладно, не сверкай глазами! Вот сможешь объяснить, как это ты одновременно везде живёшь, тогда и будешь сверкать!

— Я-то объясню! — проворчал он, укладываясь на узкую кровать. — Только ты не поймёшь ведь. Малограмотный ты у меня…

— А кто поймёт? Учёные?

— Эт-то вряд ли… Мне бы самому понять, как вам это объяснить… для начала…

— Лечиться тебе надо, сын, — серьёзно сказал отец. — В психбольнице.

— Эти налечат…

Отец вздохнул и отправился спать. С последним утверждением он и сам был согласен. Там, пожалуй, налечат…

Эпсар Борз, командир отряда имперской полиции Эпсар Борз оглядел окрестности мутным взглядом. Отряд имперской полиции теснился сзади, чтоб не заставлять начальство глотать дорожную пыль. А ещё — чтоб не попадаться под тяжёлый похмельный взгляд эпсара. Командир был, мягко говоря, сволочью распоследней — потому и был командиром, кстати. Работа в полиции — не из особо чистых.

— Что за деревня? — спросил эпсар.

— Просто — деревня, — доложил заместитель. — Может, и название есть, только…

— Я что спросил?!! Зачем мне твоё название, ишак ты голозадый!..

Заместитель побледнел. В отряде он служил недавно и ещё не привык к специфическим внутренним взаимоотношениям.

— Я тебя пристрелю на первой операции! — пообещал эпсар и поехал вниз с перевала. — Иш-шак… Десятник, что у нас по деревне?

— У местного тхемало долгов по налогам — два раза можно повесить.

— Сепаратист, что ли?

— Пьяница.

— Ну, тогда попьём вместе…

За спиной подобострастно засмеялись. Как пил их командир, они уже неоднократно видели. Этому тхемало было бы лучше, если б его повесили, честное слово. Кстати, может, ещё и повесят. Вместе с семьёй. По пьянке всякое случалось.

— Ещё из горной канцелярии писулька есть. Тут в деревне гончарное производство, белые глины. Сбивают цены горным умельцам. Попросили убрать их… как-нибудь.

— Попросили они!.. Что-то я не слышал, чтоб просили… ишаки… Ладно, посмотрим.

Конные латники уверенно запылили вниз по дороге. Они никого не боялись. Бояться здесь стоило только представителей империи. Но они как раз ими и являлись.