немного времени. — Мы беспокоились о тебе, Павел, — сказала она в ответ. — Муж собирался завтра пойти в полицию и поинтересоваться, что с тобой. Я была уверена, что ничего серьезного, никого, кто действительно причастен к этому делу, пока что еще не взяли. Их, скорее всего, интересовали листовки, которые они нашли во время обыска у Беднарских?.. — Нет, — возразил Павел. — Их интересовало дело Эрлиха. Они знают, что я в нем замешан… — Вздор! — отрезала она. — В таком случае они бы тебя не выпустили. Последовали бы еще аресты. Может, они что-то и пронюхали, но у них нет поводов подозревать тебя… Поверь мне. — У меня нет ни малейших сомнений в том, что тип, который допрашивал меня, знает гораздо больше. — Он не сводил с нее глаз; румянец еще не сошел с ее щек, видно, она очень спешила сюда и теперь без конца поправляла прическу, улыбалась ему, впрочем, улыбка эта, скорее всего, предназначалась тем, кто сидел за соседними столиками и посматривал на них, ибо во взгляде Евы не было и тени веселости: ее глаза остро и холодно изучали его. — Я расскажу, как все было. Они даже знают, что меня посылали в Брюссель! — Это же совершеннейшая нелепица! — поморщилась она. — В чем они могли тебя обвинить в связи с этой поездкой? О самой поездке, понятное дело, знать они должны, есть отметка в твоих бумагах. Что ты им сказал? — Что поехал туда в поисках работы, которая дала бы мне возможность учиться, — ответил Павел. — Так мы и уславливались. — Она ждала продолжения. — И еще что? — Они быстро потеряли интерес к моей поездке, — сказал он. — Но я уверен, что они знают и другие подробности. Не исключено, получили донесения от своих брюссельских агентов. — Они даже не знали твоей фамилии, — заметила она. — В Брюсселе наши тоже ее не знали. От самой границы ты ехал с фальшивым паспортом. Так откуда же им догадаться, что у тебя там было какое-то задание? Подозревать они могут что угодно. Но, пойми, подозрения ведь не улика. У них должны быть улики. И если бы улики у них были, мы сейчас не распивали бы тут с тобой чай. Серп был вчера у нас. Боится он за тебя. Говорит, опыта у тебя нет, его тревожит, что на это они и сделают ставку. Я высмеяла его опасения. — Мне еще показывали фотографии Серпа… — Она нахмурилась. — Чего хотели? — спросила деловито. — Чтобы я его опознал, больше ничего. Тот, кто меня допрашивал, естественно, знает, что я у него живу. Откровенно говоря, решение было не из лучших. — Да. — Ева наклонилась к чашке. — Он стареет. Хотел, чтобы ты жил у него, трудно одному. Ему хочется, чтобы рядом всегда кто-нибудь был. Понимаешь? — Да, да… — пробормотал Павел в ответ. — Но не очень-то разумно это… — О Серпе они вспомнили в связи с Эрлихом? — спросила она. — Нет, — стал рассказывать Павел. — Им известно только, что он, как бы это сказать, мой опекун. Ну, тот, кто знает обо мне много и о ком я тоже должен много знать. Я все время валял дурака, а тот слушал и издевательски улыбался, но даже не попытался сбить меня. Одним словом, его устраивал любой мой ответ. Он что-то там знал свое, и этого ему было вполне достаточно. Но он во что бы то ни стало хотел внушить мне мысль, что они располагают достоверной информацией. Я вот думаю: не исчезнуть ли мне? А если они следят? Ничего подозрительного я не заметил, но кто-нибудь прицепиться ко мне, конечно, мог. Тут ведь никогда полной уверенности быть не может. Так что они, не исключено, и сейчас за нами наблюдают. Просто я не знал, как связаться с вами, не показываясь никому на глаза. Разумеется, это не лучшее решение. Но я подумал, если они установили за мной слежку, пусть хоть знают, что я веду прежний образ жизни. Как ты считаешь? — Ты прав, — ответила она. — Я что-то ничего не понимаю. Может, ты просто-напросто придаешь непомерно большое значение тому, что там услышал? С делом Эрлиха они тебя не связывают, это точно. Ну а твое появление у Беднарских при обыске опять-таки ничего не значит. Что-то они хотели из тебя вытянуть. Это единственный логический вывод, который пока можно сделать. Мы решили, что тебе в ближайшие дни лучше не встречаться с Серпом. Кстати, сам он сегодня уезжает в Пётрков. Хотел было взять тебя с собой, но мы выбили у него это из головы… — Она собиралась еще что-то сказать, но за столиком в углу поднялся высокий и стройный мужчина в пенсне. Подошел, поздоровался, попросил позволения отвлечь ее на несколько минут. — Присядьте, пожалуйста! — Она указала на свободный стул. — Это мой знакомый… — Он взглянул на Павла поверх пенсне, усмехнулся, что-то пробормотал себе под нос. — Никак не могу, — теперь он смотрел только на нее, — встретиться с вашим мужем… — В последнее время у него много работы… — Она закурила папиросу. — Ездил в Варшаву. — Все то же? — прищурился он. — А ведь такой превосходный адвокат! Скажите-ка мне, пани Ева, неужто он должен заниматься одними только политическими преступниками? На них, пожалуй, серьезного капитала не заработаешь? Видите ли, сударыня, я втянулся в долгую тяжбу со здешним конкурентом. И хотел бы непременно посоветоваться. Но как? — Вы, пан Станислав, позвоните, — она кивнула проходившему мимо официанту, — на будущей неделе. Я скажу мужу о нашем разговоре… — Мужчина встал, поцеловал ей руку и возвратился за свой столик. — Поганый тип, — проговорила она, протягивая Павлу счет. — У тебя деньги есть? — Да, конечно, — сказал он. — Если только у меня их случаем не стибрили в тюрьме… — Он достал бумажник. Все было на месте… — Павлик, мне пора. — Она улыбнулась. Он осторожно коснулся ее руки. — Посиди! — попросил он. — Мне не по себе…
Спустя много лет другой человек прошел мимо двухэтажного особняка. С его фасада исчезли часы. Большое витринное окно заложили кирпичом. Он улыбнулся. Вспомнил себя мальчишкой, но ему показалось, будто это был не он, а кто-то другой. Какой-то молодой человек толкнул его, он обернулся, увидел перекошенное злобой лицо. Вернулся в новую, недавно выстроенную гостиницу. За окном был парк со старыми деревьями. Он зажег свет и принялся просматривать бумаги. Все, что в этом деле действительно имело значение, можно было уложить в несколько строчек. Из этих материалов следовало, что, восстанавливая в своем воображении обстоятельства убийства Эрлиха, он слишком забирает назад, в прошлое, и что это дело никак не могло быть связано — ну, быть может, уж и не