Однако сейчас, видя Алессио в таком состоянии, я ощущала лишь вину, сожаление и боль. Но не за себя, а за человека, оказавшегося тут из-за меня.
Я не монстр. Я не та, кто убивает или нападает на людей, хоть и выросла в мире, наполненном жестокостью. Я ненавидела себя за то, что сделала с Алессио. Он не заслужил смерти, даже если и был в чем-то виновен.
Я не знала, почему он так поступил, почему удерживал меня, скрывая от отца наше местонахождение, и за что он ему мстил. Тот мужчина сказал, что Алессио использовал меня, и именно эти слова стали красным сигналом. Они вывели меня из себя. Я поверила им, потому что так бывало и в моем мире. Девушек использовали в различных целях, и надругательство было самой безобидной из них, а я как-никак была дочерью человека, которому, по словам мужчины, Алессио задумал мстить. Я чувствовала себя преданной, была расстроена, зла за обман, напугана. Я запаниковала, поэтому вместо того, чтобы дать ему возможность объясниться, выбрала, как мне казалось, верное решение. Побег.
Но все пошло не по плану. У меня никогда не было намерения причинить Алессио боль, даже когда я была разбита. Я просто защищалась. Когда он попытался подойти, я испугалась, и сработал инстинкт самосохранения.
«Есть монстры хуже, чем звери», – сказал мне Алессио, когда учил стрелять. Тогда я и не думала, что воспользуюсь его уроками, защищаясь от него самого.
Но, как оказалось, я тоже монстр. Из-за меня он пострадал и сейчас боролся со смертью.
Я колебалась, но все же аккуратно взяла ладонь Алессио и коснулась ее губами. Раньше его кожа была теплой, как и все тело, когда он держал меня в объятиях. Его теплота всегда согревала и снаружи, и изнутри. А сейчас кожа была ледяной.
Я помнила каждое прикосновение его рук и не могла поверить, что все это было ложью. Как слова того мужчины могли быть правдой? Неужели Алессио так тщательно все скрывал и так умело притворялся, что заставил меня поверить в каждое свое слово? Его улыбки и смех, его забота и нежность, наши разговоры, взгляды…
Я смахнула очередную слезу, которая следом за остальными катилась по щеке, перебегая на его ладонь в моих руках. Но Алессио не шевельнулся, не открыл глаза цвета ночного грозового неба. Если бы не дорожка на мониторе, отбивающая сердечный ритм, я бы не поверила, что он жив.
– Мне так жаль, – прошептала я, надеясь, что он услышит. – Я не хотела. Клянусь… Я не хотела причинить тебе боль. Прости меня… Прости, что сделала это. Прости, что убежала, оставив тебя умирать, хотя каждая частица меня просила остаться.
Я сглотнула ком в горле и оставила несколько быстрых поцелуев на его руке.
– Мне жаль, что я так и не дала тебе шанс объясниться. Я жалею, что поверила всему, что услышала от того мужчины, но не набралась смелости поверить тебе, решив, что побег – лучший способ избежать боли. Я так испугалась, – слова застревали в горле и обжигали его, но, вероятно, это была последняя возможность высказаться, поэтому было необходимо найти в себе силы и нужные слова. – Мне было страшно от осознания того, что все пережитое нами за то короткое время, все прекрасные моменты окажутся ложью, игрой для достижения цели. Мне не хотелось верить, что твои чувства оказались фальшивыми. Что мы были лишь иллюзией, моей фантазией. Это убило бы меня. Я подумала, что, если убегу и не услышу слов, подтверждающих доводы незнакомца, то смогу сохранить в сердце частичку того прекрасного, что ты мне подарил.
Я подняла глаза и посмотрела на его лицо. Боже, какой он был красивый… Даже в таком состоянии. Помню, как в первый раз увидела Алессио на кухне: я сразу подумала о том, что он должен был стать моделью, а не солдатом отца.
Мои подозрения, как оказалось, были отчасти оправданны. Эта мысль заставила меня улыбнуться и продолжить, несмотря на разрастающуюся боль в груди.
– Я должна была дать тебе возможность договорить. Мне жаль, что я не сделала этого, – моя рука легла на его щеку, боясь задеть трубки и маску. – Думаю, эти слова были бы правдой, даже если все остальное оказалось бы ложью. Знаешь, может, и я бы ответила тебе тем же. Поэтому, если это правда, если ты правда любишь меня, то, пожалуйста, очнись, – мои пальцы едва прикасались к его коже, поднимаясь выше к волосам. – Вернись. Борись.
Мне столько всего нужно было еще сказать, но я отпустила его руку, встала со стула и склонилась над Алессио. Мне хотелось снять маску и ощутить прикосновение его губ, однако я не была уверена, что это не навредит ему. Вместо этого пальцы аккуратно прошлись по изгибам его подбородка, бровям. Прикасались к нему в последний раз.
Я прошептала ему на ухо слова, которых, возможно, он так и не услышит, которые не будут иметь для него значения. Но они были важны для меня. Даже если Алессио никогда меня не простит, если мы никогда больше не встретимся, я хотела, чтобы он знал, что мои чувства к нему были настоящими.
– Живи, Алессио, потому что я тоже люблю тебя.
Напоследок я поцеловала его грудь в том месте, где билось сердце, которое, как я надеялась, сможет исцелиться и полюбить. Другую женщину, в другой жизни. Но оно будет биться, а значит, будет жить.
– Прощай, Алессио.
Я смотрела на дом, в котором провела все свое детство. В нем хранилось много ярких воспоминаний. Глядя на него, я невольно переживала каждое из них заново. Так, например, можно было услышать звонкий смех матери, который разносился по заднему дворику, когда папа кружил ее на руках, а я в это время прыгала вокруг родителей, разделяя их счастье. Еще можно было услышать радостные восклицания Люцио, когда он прятался за спиной у мамы, пока мы с отцом пытались его поймать. Или можно было вспомнить музыку, под которую мама со мной танцевала, а папа с братом смотрели на нас и улыбались. Сколько светлых воспоминаний…
Оставит ли он новые, или с уходом мамы мы не услышим больше в этом